#Иллюзия счастья и любви

– Оль, да что с тобой последнее время? Зачем ты так изводишь себя? Это ты из-за Валентина этого?.. Оль, ну ты пойми, что это за отношения такие, если ты всё время места себе не находишь! Да зачем такая любовь нужна!

– Нужна, мам!.. Именно такая мне нужна, и он нужен!.. Мам, а если он больше не вернётся, мам!..

– Значит, поплачешь и переболеешь, и дальше пойдёшь.

Ей было обидно и жаль Оленьку, руки немели… «Ну что же она такая несчастливая у меня, один сюрприз преподнёс, теперь от другого одни муки принимает!..»

Александре трудно давались первые шаги, резкая боль мешала выпрямиться. Ей казалось, она скована колючей проволокой, но вставала и упрямо ходила, заглушая одну боль другой, так было легче.

Сашка могла подолгу разглядывать дочек, нежно перебирая растопыренные пальчики, осознавая огромную ответственность, которая вдруг навалилась на неё и к которой она только-только начинала привыкать.

Валентин каждый день приезжал в клинику и торчал там полдня, не отрываясь от малышек. Ему непременно хотелось брать их на руки и, бережно прижимая, бродить по палате. Сашка убеждала – это не лучшая идея, потом с рук не слезут, но он только улыбался.

– Ничего, пусть привыкают, они же девочки!

Она несколько раз пыталась заговорить о будущем, он избегал любых объяснений, казалось, даже появление крошек не в силах изменить отчуждение, возникшее между ними – принять Сашку Вальке было невыносимо трудно после всего, что произошло.

Гарретт и Пол приехали в гости в первый день, как Саша с детьми выписалась из клиники, нанесли кучу подарков и радовались всем сердцем за свою русскую подружку.

Пол искренне возмущался, садясь в машину:

– Бедная Александра!.. Она такая прелесть!.. А этот мужлан Валентин – чистое чудовище!.. Гарретт, у них странные отношение!.. Ты не заметил, а я видел! Она дотронулась до него рукой, а он как ошпаренный отскочил! И что это значит? Такая дикость! Ну ты хоть понял, как он не нежен с ней?.. Ты ничего никогда не видишь, Гарретт!.. Вот я говорю тебе: она с ним несчастна! Бедная Александра!.. Говорят, все русские мужчины так холодны со своими женщинами, любят только своих детей и ещё имеют по несколько семей! Варвары!

Сашка едва справлялась, время летело, не хватало дня: «Вроде спят всё время, а сплошная суета!..» Больше всего она боялась ночи, ей было не заснуть, она начиталась каких-то страшных статей о синдроме внезапной смерти у новорождённых и вскакивала ночью, по сто раз тормошила малышек – убедиться, что они дышат и живы! Боялась признаться Вальке, но он видел, что от постоянных бессонных ночей у неё появились синяки под глазами, лицо осунулось.

«Устаёт, наверно, еще и от няньки отказывается!.. Хочет вызвать у меня жалость, не иначе!» – Валька не мог понять, как он, добрый по своей сути, не может найти ничего доброго по отношению к хрупкой Сашке. – Может, мы долго жили отдельно, и я всё-таки охладел? Или Ольга?..»

Его сердце оттаивало только в те моменты, когда Александра возилась с маленькими, меняла подгузники, кормила, что-то тихо нашёптывала им, и ему казалось, что он любит её, любит, как прежде, и даже понимает.

Это было непреодолимое влечение, и они с Семёном не смогли отказаться, устоять. «Не смогли! Не захотели! В чём их вина?» – он вдруг вспомнил Олю, ему стало грустно, более того, он скучает, и всё становилось ещё сложнее…

До отъезда оставались считанные дни. Валентин нервничал, понимая: надо говорить, просто начать разговор, а там всё потекло бы, поехало! Самым удивительным во всём этом было то, что он глубоко привязан к Сашке – как к родной, но он больше не в её власти.

Валька не мог заснуть, вышел на террасу. В Сашкиной мастерской горел свет, он тихо подошёл, пытаясь бесшумно открыть дверь, та предательски скрипнула. Валя видел: она вздрогнула и обернулась – в мужской белой рубашке, с испуганными глазами, будто он поймал её за каким-то неблаговидным занятием. Валька узнал в Александре ту оливковую девчонку на берегу Финского залива.

Всё было так да не так, она была та и совсем другая и больше не принадлежала ему, или просто он устал бороться за её любовь.

Он мог простить Семёна, но та девочка ушла, ушла навсегда, и всё остальное становилось фарсом. Лишенный отцовской любви, с этим позорным прочерком в свидетельстве о рождении, он наконец-то понял, что значит женщина, которая любит не за, а вопреки – со всей страстью, наступая на все принципы и табу, растворяясь, унижаясь, жертвуя, страдая…

Он подошёл совсем близко – ближе нельзя!

– Саш, скажи, ты хочешь вернуться в Россию?

– С тобой?

– Я спросил – в Россию… Я не хочу, чтобы ты слепо подчинялась… Саша, я всё понял!.. Я не виню тебя… Скажи, что ты хочешь?

– Я останусь здесь, Валь… Мне хорошо, поверь. Я знаю, это правильно! У нас нет выбора! Но у нас есть Алевтина и Сашенька, мы никогда не потеряемся, Валь, никогда! – она тихо плакала, от этого была ещё трогательней и смешней.

– Ну не реви, милая!.. Я никогда не видел твоих слёз!.. Ты больше не плачь при мне, это нельзя пережить!.. – он как всегда смеялся, не мог показать, что ему приходится преодолевать…