Иллюзия

— Вы угрожали ей. И не просто угрожали, а преследовали угрозами в телефонных звонках, запугивали. Она же требовала от вас прекратить подобное недопустимое поведение, в противном случае обещала поставить в известность попечителей фонда и судебные органы. И вот она мертва.

— Ну и что? Что из этого? — почти выкрикнула Кандида. — Я могу говорить то, что мне хочется. Никакой закон не может мне этого запретить.

— Вы ошибаетесь.

— У нас в стране есть свобода слова. Я точно не помню, кажется, Пятая поправка и тому подобное. Если вы не в курсе, то проконсультируйтесь!

— Я, несомненно, последую вашему совету, — процедила сквозь зубы Ева. — Но раз уж мы заговорили о правах, то позвольте мне напомнить ваши, чтобы всем все было понятно.

Пока Ева зачитывала ей права, Кандида напоминала маленькую рассерженную девочку.

— Как будто я всего этого не знаю! — раздраженно выдохнула она.

— Повторение не повредит. Теперь вы знаете все свои права и обязанности. Итак, почему же вы не сообщили нам того, что сказали миссис Дикенсон, когда в общении с ней реализовывали свое понимание конституционных прав?

— Про что это вы?

— Изложите нам, пожалуйста, свою версию разговора с Мартой Дикенсон.

— Господи, почему же вы сразу об этом не попросили? Единственное, что я у нее просила, — отвязаться от меня. Речь шла о моих деньгах. С какой стати я должна всякий раз выпрашивать свои собственные деньги у разных там скупердяев? И я с ней разговаривала вполне приличными выражениями. Я ей даже цветы посылала. Пообещала ей десять тысяч, если она сделает все так, как мне нужно. Десять тысяч не такая уж маленькая сумма для какой-то там бухгалтерской крысы.

— Вы хотите сказать, что предложили миссис Дикенсон подделать финансовые документы в вашу пользу, за что пообещали ей десять тысяч долларов?

— Да, конечно. Я же порядочная женщина. А она почему-то из-за всего этого разозлилась на меня. Ну что ж, сказала я ей тогда: ладно, хорошо. Пусть будет двадцать тысяч. А она мне: я сообщу о вас прокурору! И понесла всякую прочую гадость.

— Пибоди, ты воспользуешься своими наручниками или дать мои?

— Могу своими.

— О чем таком вы там говорите? Не подходите ко мне! — Кандида вскочила. — Эстон!

— Миссис Мобсли, вы только что сознались в том, что предлагали взятку Марте Дикенсон в сумме двадцати тысяч долларов в обмен на подделку финансовых документов, проходивших аудит. Это очень серьезное преступление.

— Нет!

— Советую вам проконсультироваться у своего адвоката, — предложила Ева в ту самую минуту, когда в комнату влетел Эстон. — Оставайтесь на месте, уважаемый, если не хотите, чтобы вас задержали и предъявили обвинение в оказании сопротивления полиции.

— В чем дело? Что тут происходит?

— Они заявляют, что могут арестовать меня за то, что я просто хотела по-человечески поступить с той покойной идиоткой-бухгалтершей. Я призналась им, что хотела дать ей денег.

Эстон, явно стоявший на более высокой ступеньке эволюционной лестницы, чем Кандида, закрыл глаза и простонал:

— О, Кандида!

— В чем дело? В чем проблема? Это мои деньги. И я просто хотела с ней поделиться.

— Лейтенант, прошу вас, пожалуйста, Кандида просто не понимала всех последствий своего поступка. Подождите немного. Всего минутку. Я свяжусь с ее адвокатом. Он приедет сейчас же.

— Нет, вначале мы попробуем другое. Чистосердечно признайтесь нам во всем, абсолютно чистосердечно. Отвечайте на наши вопросы искренне, мы хотим слышать только чистую правду, а там посмотрим.

— Да-да, конечно, конечно. Кандида, нужно ответить на вопросы лейтенанта. Нужно сказать всю правду.

— Но я уже все сказала!

— Отвечая на мой первый вопрос, вы солгали. Попробуйте ответить еще раз.

— Я просто вначале не узнала ее имя, вот и все.

— Пибоди, готовь наручники.

— Ну, хорошо, хорошо. О господи! Ну, я просто попыталась разыграть из себя дурочку. Но ведь ничего страшного не произошло. Ведь я же призналась, что знала ее, не так ли?

— Вы угрожали ей.

— Возможно, я когда-то и нагрубила ей. Но я была расстроена. Члены попечительского совета — вот кто настоящие подонки. И мой дед, он — самый настоящий скупердяй. И мои родители, потому что…

— Меня не интересуют ни члены попечительского совета, ни ваш дедушка, ни ваши родители, хотя, признаться, мне их всех очень жаль. Меня интересует только Марта Дикенсон.

— Я ничего не делала. Просто сказала, что дам ей денег в знак благодарности. Мол, сделаете то, о чем вас прошу, и я вам заплачу. Я ведь очень многим плачу за очень многое.

— Лейтенант… — начал Эстон.

— Спокойно! — Ева почувствовала какое-то знакомое ощущение в ногах, опустила глаза и увидела, что у ее ног трется детеныш пантеры. Ей стало немного не по себе. — Вы несколько раз звонили ей и угрожали.

— Но я же была страшно расстроена! Я так хорошо к ней относилась вначале, хотела ей угодить. А она как ко мне отнеслась? Как самая настоящая стерва. Ну, тогда и я ответила ей тем же.

— Вы говорили ей, что она пожалеет о том, что не согласилась на ваши условия?

— Конечно, говорила. Я знаю людей, которые могли бы заставить ее пожалеть об этом.

— Вот как?