Иллюзионист Эйзенхайм

Говорят, что случайная встреча с бродячим волшебником положила начало настоящей страсти Эйзенхайма к магии. Однажды, возвращаясь из школы, мальчик увидел человека в чёрной одежде, сидящего под платаном. Человек подозвал его и медленным, даже ленивым движением достал у мальчика из уха монету, потом ещё одну, потом третью, одну за другой, целую пригоршню монет, которая вдруг превратилась в букет красных роз. Из этого букета человек вытащил белый бильярдный шар, который превратился в деревянную дудочку, а потом неожиданно исчез. Одна из версий этой истории добавляет, что после этого человек в чёрном тоже исчез вместе с платановым деревом. Легенды, как и магические трюки, возникают потому, что действительность не отвечает нашим мечтам, но в данном случае вполне разумно предположить, что будущий артист был глубоко впечатлён каким-то ранним опытом. Однажды Эдвард побывал в магической лавке, но тогда она не вызвала у него особого интереса; теперь он с энтузиазмом вернулся туда. Тёмными зимними утрами по дороге в школу он стягивал перчатки, прятал руки в карманы пальто и перебирал замёрзшими пальцами шарики и монетки. Он приводил в восторг младших сестрёнок, изображая с помощью теней на стене Румпельштильцхена и Рапунцель, американских бизонов и индейцев, и даже пражского голема.[1] Позднее местный фокусник по имени Игнаш Мольнар научил мальчика жонглировать, что было очень полезно для координации движений глаз и рук. Однажды, на спор, мальчик прошёл до Братиславского замка и обратно, удерживая яйцо на соломинке — ему тогда было тринадцать лет. Много позже, когда всё это было уже в далёком прошлом, Мастера можно было застать угрюмо сидящим в углу какой-нибудь венской гостиной, во время приёма, устроенного в его честь, — и вдруг он небрежно извлекал из воздуха пять бильярдных шаров и начинал изящно ими жонглировать, заставив хозяйку вздрогнуть от неожиданности.

Как разгадать тайну такой всепоглощающей страсти, раз и навсегда меняющей всю жизнь человека? Казалось, Абрамовитц не сразу смирился со своей судьбой. Его словно бы тревожило сознание своей исключительности, и он старался её не замечать. В двадцать четыре года он всё ещё был искусным краснодеревщиком, который в свободное время увлекался фокусами.

Как будто ничто не предвещало внезапного появления Эйзенхайма в одном из венских театров и начала его головокружительной зловещей карьеры. Блестящему дебютанту было двадцать восемь лет. На самом деле заметки того времени свидетельствуют, что краснодеревщик из Братиславы начал давать частные представления по меньшей мере за год до того, как приехал в австрийскую столицу. Хотя годы, предшествующие этим первым выступлениям, остаются загадкой, известно, что магическое искусство занимало всё больше места в ремесле Абрамовитца; он строил шкатулки с секретами и продавал их местным фокусникам. Таков был характер Эйзенхайма: он действовал медленно и осторожно, шаг за шагом, а потом, словно ощутив право на дерзость, совершал внезапный скачок.

Его первые публичные представления отличались не столько дерзостью, сколько превосходным владением искусством современной иллюзии, хотя уже в них присутствовали хитрые уловки и вариации. Одним из ранних успехов Эйзенхайма было «Таинственное Апельсиновое Дерево», знаменитый номер Робер-Удена.[2] Одолженный у кого-нибудь из публики платок помещался в маленькую шкатулку, которую отдавали одному из зрителей. На сцену выходил ассистент, неся ящик с маленьким зеленеющим апельсиновым деревом. Он ставил ящик на стол фокусника и уходил. По слову Эйзенхайма и мановению его волшебной палочки на дереве появлялись цветы, а ещё через мгновение — спелые апельсины; Эйзенхайм срывал несколько плодов и передавал зрителям. Вдруг из листвы дерева вспархивали две бабочки, неся платок. Зритель, открыв шкатулку, обнаруживал, что платок исчез; каким-то образом он оказался на дереве, у бабочек. Иллюзия основывалась на двух отдельных трюках: дерево и бабочки были механические, цветы и фрукты — настоящие, а платок незаметно извлекался при передаче шкатулки зрителю. Эйзенхайм скоро усовершенствовал номер, снискав ещё большую популярность: всякий раз, когда он накрывал дерево лоскутом красного шёлка, оно вырастало, на ветках появлялись не только апельсины, но и яблоки, груши и сливы, наконец целая стая настоящих цветных бабочек взлетала и кружила над зрительным залом, а дети визжали от восторга, пытаясь поймать нежных созданий; в завершение номера волшебник сдёргивал чёрный бархатный покров, и дерево превращалось в птичью клетку, а внутри лежал пропавший платок.

В то время Эйзенхайм носил обычный наряд волшебника: шелковый цилиндр, сюртук и накидку — и пользовался эбеновой волшебной палочкой с наконечниками из слоновой кости. Отличительным элементом его костюма была пара чёрных перчаток. В начале каждого представления он быстрыми шагами выходил из-за закрытого занавеса на авансцену, снимал перчатки, подбрасывал их в воздух, и они превращались в двух чёрных воронов.