Я побродила по двору, кинула в костер дров и села на пень, закрыв глаза и вслушиваясь в шум сосен и далекое карканье ворон. С каждым днём в Скайриме становилось теплее. Я вдыхала весенний воздух, приятный запах леса и костра и наслаждалась каждым мгновением спокойствия. Тут даже кошмары и жуткие воспоминания перестали меня тревожить, а даэдра, казалось, остались где-то там, за частоколом.
Но что-то настойчиво твердило, что эта тишина мнимая, и в ней затаилось нечто ужасное. По крайней мере, завтра мы намеревались покинуть Фолкрит и отправиться в Предел.
– Доброе утро! – от внезапного голоса Эрандура, прозвучавшего рядом со мной, я едва не свалилась с пня и распахнула глаза.
Данмер в рясе стоял передо мной, а в его руке был пучок голубого и красного горноцвета, который жрец протягивал мне. Я в смятении вытаращилась на цветы.
– Это тебе. С днем рождения!
Несмело приняв подарок, уставилась на Эрандура, напрочь позабыв, какие слова нужно говорить.
– С-спасибо, – стушевалась я, принявшись нюхать обретенные ингредиенты. – Где ты их нашёл?
– На берегу Илиналты. Там кое-где уже распустился горноцвет и летают пчелы, – он с тонкой, почти коварной улыбкой разместился на пне напротив меня и скрестил руки на груди. – Поэтому можно продолжать алхимические практики.
Моё лицо просияло после этих слов. Как же долго я ждала возможности вновь заниматься любимым делом! Я прижала к груди горноцвет и подалась вперед.
– Что? Правда? Ты продолжишь учить меня?
– Разумеется. Я же обещал. И не забыл о своём обещании, – серьёзно произнёс данмер. – К тому же ты уже научилась вычислять пропорции, поэтому будет легче. Да и грядущее лето хороший повод запастись травами и другими ингредиентами. Тем более, теперь у нас есть место, где их хранить…
– Да… – я погрузилась в мечты, разглядывая букет горноцвета. – Было бы славно, выращивать тут травы или грибы, делать зелья и продавать их в Фолкрите.
– Полагаю, мы могли бы составить серьезную конкуренцию Зарии, в таком случае, – жрец посмотрел вдаль, словно что-то прикинул в уме.
Размечтавшись о своей собственной лавке зелий, я не заметила, как Мьол вышла из дома.
– Что случилось? – поинтересовалась нордка, вглядываясь в наши с другом счастливые лица. По большей части в моё. Эрандура, даже в хорошем расположении духа, было довольно сложно уличить в довольной улыбке или иных бурных проявлениях чувств. Его лицо выражало лишь умиротворение и спокойствие, когда моя физиономия сияла ярче Ока Магнуса.
– А ты была бы охранницей лавки… А Эйрин вел счета… – я осеклась, помрачнела и вдруг поняла, что не доверила бы другому имперцу считать свои септимы. – Или нет.
– Какой лавки? – Мьол перевела недоуменный взгляд на жреца, а потом на пучок горноцвета.
– Никакой, – печально вздохнула я. – У меня один засыхающий корень Нирна и вот, – потрясла перед женой хилыми цветочками, – а всё туда же – лавка с зельями. Снадобья надо из чего-то варить.
Мьол подсела к костру, придвинулась поближе ко мне и подкинула еще одно небольшое полено в огонь.
– Эйрин должен прийти сегодня. Надеюсь, он договорился насчет лошадей…
– Четырех? – взволнованно спросила я.
– Хотя бы трёх. Нам пришлось продать ту лошадь из Рифтена, а вторую в прошлый раз забрал Эрандур, – Мьол подозрительно посмотрела на всё ещё безмятежного жреца, который повернулся к ней, услышав своё имя.
– Надо же было спасти Джулию от Тёмного Братства… – угрюмо проворчал он.
– До сих пор в голове не укладывается, – призналась Львица, а я заёрзала на пне.
– Скайрим опасное место, – с видом бывалой искательницы приключений заговорила я. – Простых честных людей путают с отъявленными головорезами. В Бруме было тяжело жить, но спокойнее, размереннее. Мама пекла мне пирог на день рождения. Обычно яблочный. Мы встречались с дедом и вместе ужинали. А потом я перестала отмечать этот день… Было не с кем и смысла в нём не было.
– Ты хотя бы знаешь, когда твой день рождения, – проговорила Мьол. Эрандур кивнул, поддерживая Львицу, а она продолжила:
– Мама умерла, когда я была маленькой, а отец никогда не говорил мне, и, наверное, даже не помнил, в какой день я родилась.
– А моих родителей убили, и я остался сиротой. А в… – данмер кашлянул, обрывая полившееся из уст признание. – Те люди, к которым я попал на воспитание, не отмечали ничьих дней рождения. Зато отлично помню день, когда стал жрецом Мары. Это было холодной зимой, десятого числа месяца Восхода Солнца.
– Эйрин родился в начале лета, – припомнила Мьол.
– Интересно, а Ворстаг когда? – задумалась я.
– Поедем и спросим, – предложил Эрандур. – Мне теперь и самому любопытно…
***
Путь до Маркарта оказался если не худшим путешествием в моей жизни, то определенно попал в первую десятку таковых.
Началось всё на конюшне Фолкрита, где Эйрину наотрез отказались продавать лошадей. Оказалось, что драконы любят поживиться кониной, и что в стойлах осталось всего одно старое животное. Извозчики теперь всё чаще предпочитали не уезжать из городов и даже пятьсот септимов не могли сдвинуть упрямых и боящихся за свою жизнь людей с места.