Иллюзорный артефакт (СИ)

Драко недовольно посмотрел на нее и ему пришла в голову мысль:

- Ладно, Грейнджер, раз уж у нас перерыв, давай научим тебя основам окклюменции, - и сел напротив.

Гермиона недоверчиво вскинула брови:

- Невозможно научиться этой науке за пять минут.

- Конечно, нет. Но тебя что, зря зовут лучшей ведьмой своего поколения? Ты ведь должна схватывать на лету. Или ты всегда брала только зубрешкой? – это был вызов. А уже поняв натуру Гермионы, Драко знал, что делает.

- Это называется заблаговременная подготовка, - парировала она, - и нет, не только. Я обладаю навыками аналитического ума и быстрого понимания. Что я должна делать?

Драко самодовольно усмехнулся. Если найти правильные рычаги, ею довольно легко манипулировать. Драко рассказал ей основы концентрации и владения своим разумом, давая советы собственных наработок. И к его удивлению, у нее со второй попытки получилось выстоять против его вторжения секунды на две. А это уже лучше, чем ничего.

- Помню, Гарри рассказывал как это сложно, - рассказала Гермиона, давая себе передышку, - как у него болела голова и он всегда приходил после занятий со Снейпом намного больше вымотанный, чем после целой игры в квиддич. Меня это тоже сильно выматывает.

Драко легко пожал плечами и скривился:

- Не рассказывай мне о факапах Поттера, я и так знаю, что все его слава и почести лишь последствия случая и блата.

- Что ты имеешь в виду? – уже громче спросила Гермиона. Ее всегда быстро заводили плохие высказывания в адрес ее близких.

- Что и сказал, Грейнджер, - посмотрел он ей прямо в глаза, - тебе не показалось странным, что до прихода любимчика Поттера Слизерин был лидером семь лет подряд, а как пришел твой шрамоголовый, так Дамблдор за 2 минуты дал сто пятьдесят очков гриффиндору, видя, что мы снова выигрываем?

- Это были заслуженные баллы! – воскликнула Гермиона.

- Да-да, конечно. А Слизерин вытягивал только Снейп, сама послушай, что говоришь. Вы, гриффиндорцы, такие наивные и глупые. Взять даже тебя, - пододвинулся к ней Драко.

Гермиона где-то в закромах разума понимала, что есть рациональное зерно в его рассуждениях, но сердцем не могла этого принять:

- Ты не выглядел умнее всех, принимая метку, - в отместку напомнила ему Гермиона.

- У меня, по крайней мере, были разумные причины.

- Это какие же?

Малфой сел достаточно близко, так, что Гермиона на вдохе почувствовала запах его одеколона. Тот самый древесный запах с нотками камфоры. Она неосознанно вдохнула еще раз и это не укрылось от внимания парня. Он усмехнулся.

- Вряд ли тебе понять, Грейнджер, - тихо сказал Малфой, смотря прямо ей в глаза. – Вряд ли ты сможешь понять меня, потому что я предпочел быть со своей семьей и делать все, что в моих силах чтобы защитить ее, а ты – отказалась от семьи, чтобы не бояться, не защищать, не переживать за нее.

Его слова будто нож, резко вошли в ее грудь одним ударом, одним уколом, проворачивая по кругу и разливая чувство горечи и утраты, которую уже не восполнить. Никто никогда не представлял ее действия в таком свете. Он как удав, гипнотизировал ее взглядом, говоря жестокие вещи, в которых она сама себе не признавалась.

Она отвела взгляд и проглотила ком, подкативший к горлу. Ей не хотелось больше продолжать этот разговор, он высосал из нее последние силы, что были. Теперь душевные терзания, вновь острое чувство одиночества, и уже озвученные действия, вызывающие чувство вины затмили боль физическую от раны в ноге.

- Думаю, мы тут слишком задержались, - быстро заморгав, смахивая наворачивающиеся слезы, сказала Гермиона. Еще не хватало при нем зарыдать!

Драко почувствовал, что его слова глубоко вошли в ее душу, пробили ее внешнюю твердую защиту и браваду. Она резко поникла, опустила голову и не высказывала желания снова бодаться. Но он почему-то был этому совсем не рад.

***

Как это называется, когда ты долго обманываешься, живешь в скрытой жалости к себе, пытаешься не винить, не гнобить себя, а потом вдруг появляется какой-то человек, вываливает на тебя так тщательно скрываемую постыдную правду и будто меняет все твое существо раз и навсегда? Гермиона чувствовала, будто ее нутро вывернули наизнанку, облили бензином, подожгли, и оставили высушиваться на знойном солнце – так горько она себя ощущала. И все это из-за одного скользкого блондина. Судьба смеется над ней, раз решила свести с ним. Проверяет на прочность. Он угрожает, обманывает и насилует, шантажирует, снова угрожает… Затем вдруг спасает и заботится. И снова делает больно. Но уже морально. Отчасти, она даже чувствовала необъяснимое облегчение, признаваясь самой себе, что да, она стерла родителям память из-за собственного страха. Но желание их защитить все же было больше. Да и кто из них был не напуган в те времена? Он ведь тоже был. Она помнит.