Читаем Иллюзорный мир реальности полностью

Итак, что же такое «уникальность без обособленности»? Представьте себе мир, в котором куда бы вы, и когда бы вы не пошли, вы встретите только одно и то же, и ничего другого. Это и есть уникальность. Она даже чуть-чуть не похожа ни на что другое. И чтобы у вас не осталось ни малейших сомнений в этом – она абсолютно одинока. И хотя уникальностей много, все они «живут» в параллельных Вселенных и никак не пересекаются друг с другом. Каждая уникальность самодостаточна и никаких соседей не имеет. Поэтому уникальность беспредельна и непрерывна. Качество не имеет пределов, хотя Гегель утверждал обратное. Уникальность без обособленности всегда «одна». Более того, понятие «одна» для уникальности не существует, потому что «одним» можно быть лишь напротив компании, а рядом с уникальностью никакой компании нет. И обособляться уникальности просто невозможно. И хотелось бы, да не получится. Уникальность представляет собой вполне конкретное содержание в единственном числе (в единственном – это для нас, для понимания): «небо», «фотон», «твердое тело», «газ», «молекула водорода», «душа», «круг» и так далее. Точнее «мир неба», «мир фотона» и тому подобное. Но что мы можем знать о параллельных Вселенных? Ответ очевиден (ничего) и поэтому Парменид упаковал все эти уникальности в плотное «тело» бытия так плотно, что они потеряли свою уникальность, слились в единое, всеобщее «одно» под названием «всё». Он спрятал уникальности в свое понятие, упростив себе задачу. «Сущее прилегает к сущему». Именно поэтому уникальности, как содержательные сущности, смыслы относятся к бытию. Уникальность есть эйдос Платона. Уникальность всегда отвечает на вопрос «что»! Ей есть, что ответить! А вот «многого» Парменид «бежал», как «чёрт от ладана». По одной простой причине – многое имеет очень неприятное свойство: оно всегда изменчиво, постоянно что-то куда-то пропадает, то одного не досчитаешься, то другого, а это сильно противоречило планам Парменида, поэтому он прямо назвал «отсутствие» чего бы то ни было «иллюзией». И вместе с «отсутствием» он выбросил «многое», как его явный и непосредственный источник, а в придачу и «ничто».

Именно «многое» и есть «обособленность без уникальности», или небытие в постпарменидовском смысле. Что же такое «многое», «количество» само по себе? Ничто! Количество ничего. Обособленность есть, много обособленности, одна сплошная обособленность, но никто и никогда не узнает «обособленность чего и от чего». «Вечный призрак» небытия – это то, что никогда не реализуется. Многое не может ответить на вопрос «что»? Оно отвечает только на вопрос «сколько», да и то предельно невнятно – «много». Ничего более конкретного от «обособленности без уникальности» вы не добьётесь. Но обособленности здесь хоть пруд пруди – сплошные пределы, ограничения, стены, лабиринт Минотавра, из которого нет выхода! Более того, Парменид был так «зол» на обособленность, что даже отказал ей в существовании. А вот среди моделей множеств современных математиков Френкеля и Мостовского есть теории множеств с атомами. «Атомы» не содержат никаких элементов, не имеют содержания, однако отличаются, точнее обособляются, друг от друга и от пустого множества. Вот практически идеальный, современный и даже «научный» (хотя и сложный для понимания) образ «обособленности без уникальности».

Все бесчисленные комнаты этого «лабиринта» похожи друг на друга до полнейшей неотличимости, более того – они пусты, и только «стены» говорят вам о том, что вы находитесь в лабиринте небытия или первичной материи. Потому что именно такое понятие и является с точки зрения онтологии определённости образом «праматерии». Той самой, которая и является источником нашего мироздания, как мы покажем далее, наравне с миром эйдосов Платона. Такой же вечной, как и вечное бытие у Парменида. А можно ли назвать праматерию сущностью? Очень хотелось бы, так и «напрашивается», это сделать но… Можете ли вы назвать самим собой свое собственное отражение в зеркале? Очевидно, что нет. Это скорее «копия» (копия – это яркий признак материального мира). Так вот ничто – это отражение «всего». То самое отрицание, от которого отказался Парменид, чтобы утвердить «бытие». И всё-таки небытие существует, хотя Парменид говорил обратное. Каким же образом? Не так, как подразумевал Парменид, отрицая его существование. Но об этом мы расскажем подробнее чуть далее. И замечание напоследок: в мире «многого» нет и принципиально не может быть ничего в единственном числе (в единственном – это для нас, для понимания).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чумазое Средневековье. Мифы и легенды о гигиене
Чумазое Средневековье. Мифы и легенды о гигиене

Книга историка и реконструктора Екатерины Мишаненковой посвящена развенчанию популярных мифов об эпохе средних веков. В Средние века люди были жутко грязными и вонючими – никогда не мылись, одежду не стирали, рыцари ходили в туалет прямо под себя, в доспехи. Широкополые шляпы носили, чтобы защищаться от помоев и содержимого ночных горшков, постоянно выливаемых из окон. Королева Изабелла Кастильская поклялась не менять белье, пока мавры не будут изгнаны из Испании, и мылась только два раза в жизни. От Людовика XIV воняло «как от дикого зверя». Король Фридрих Барбаросса чуть не утонул в нечистотах. А на окна британского парламента вешали ароматизированные занавески, чтобы защититься от вони, исходящей от Темзы. Что из этого правда, а что вымысел? Как была в реальности устроена средневековая баня или туалет? Как часто стирали белье и какими благовониями пользовались наши предки? Давайте обратимся к фактам. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Екатерина Александровна Мишаненкова

Культурология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Россия во французской прессе периода Революции и Наполеоновских войн (1789–1814)
Россия во французской прессе периода Революции и Наполеоновских войн (1789–1814)

Предлагаемая монография стала результатом многолетней работы авторов над темой изображения России во французской прессе в период Революции и Наполеоновских войн. Двадцатипятилетие 1789-1814 гг. характеризовалось непростыми взаимоотношениями России и Франции, то воевавших друг с другом, то бывших союзниками. Авторы анализируют механизмы функционирования прессы и управления ею со стороны государства, а также то, как публикации в центральных и региональных газетах меняли общественное мнение о Российской империи и об отдельных аспектах ее жизни. Кроме материалов прессы, авторы активно привлекают архивные источники и опубликованные письменные свидетельства эпохи.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Андрей Александрович Митрофанов , Евгения Александровна Прусская , Николай Владимирович Промыслов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука