Иловайский капкан

Петро вернулся с двумя объемистыми пакетами, и «рекстон» тронулся с места, взяв курс на Киев.

Минут через пять на дороге показалась немногочисленная колонна демонстрантов с красными флагами и цветами. Шли, в основном, пожилые люди. Женщины и мужчины. Некоторые из стариков были с советскими наградами на лацканах.

— Идут возлагать венки к Вечному огню, — сказал кто-то из спецназовцев.

— Смотрите, а навстречу другие, — тяжело заворочался Шалимов. — Не иначе, местные бандерлоги.

— А ну-ка, Костя, тормози, — бросил водителю Шубин.

Внедорожник притерся к обочине и встал как раз посередине между двумя колоннами.

Между тем потоки сближались, вторая, шедшая от центра, была значительно больше. Впереди здоровенный парубок с оселедцем на голове тащил портрет Бандеры, за ним несколько таких же вели под руки тройку древних стариков в форме ОУН-УПА с многочисленными значками на мундирах, а позади размахивала дрекольем и бесновалась толпа, состоявшая из молодежи.

Когда меж колоннами оставалось метров пятьдесят, из переулка выкатил автобус, резко затормозил, и из него стали выскакивать милиционеры с дубинками.

— Взвод ППС, — сказал кто-то из бойцов. — Вовремя.

Жидкая цепь правоохранителей встала живой преградой меж остановившихся друг против друга колонн, и из бандеровской кто-то прогавкал в мегафон «бый зрадныкив!».

В колонну с флагами и сотрудников МВД полетели булыжники, в первых рядах завязалась драка.

— Так, — выщелкнул из штатива у ног «демократизатор» майор. — Оружие оставить в машине с Костей. Остальным надеть сферы и на выход!

Спецназ прибежал на место вовремя. Один из сержантов уже валялся на земле, и его пинали ногами несколько молодчиков, остальные с ревом напирали на стражей правопорядка.

— Цепь! — перекрывая шум, рявкнул майор, бойцы протиснулись к коллегам и дружно заработали дубинками.

Первые ряды нападавших смешались, кто-то визгливо заорал «бэркут!», и обстановка резко изменилась. Увидев спецназ, пэпээсники оживились, усилили напор, и толпа националистов стала разбегаться. На руках самых активных, сваленных наземь шубинскими бойцами, милиционеры защелкивали наручники и препровождали в автобус.

— Спасибо тебе, майор, — подошел к Шубину раскрасневшийся подполковник с рацией в руках. — А то я уже собирался вызывать подмогу.

— И вид нас спасыби, — прихромал со стороны возмущенных ветеранов войны щуплый старичок с тремя орденами «Славы» на потертом пиджаке в сопровождении еще двух ветеранов. — Гарно далы цим фашистам!

— С праздником вас, отцы, — тепло пожал руки всем троим Александр Иванович (то же сделал подполковник), — можете следовать дальше.

— И мы с вами, — добавил милицейский начальник. — Теперь все будет нормально.

Отъехав от Тернополя километров пятьдесят, переваливаясь на колдобинах, внедорожник свернул на грунтовку и встал на опушке леса. Когда бойцы вышли из кабины, в уши полилась тишина, перемежаемая стуком дятла, ноздри заполнили запахи цветов и разнотравья.

— Хорошо-то как, — восхищенно обозрел ландшафт майор. — Всем накрывать на стол! Будем отмечать День Победы!

Из багажника тут же извлекли пятнистую плащ-палатку, на которой появились четыре бутылки «Немирова» с перцем, брус розоватого с запахом чеснока сала, три оковалка одесской колбасы, буковинский сыр, шпроты, а также пучок зеленого лука и четыре пышные паляницы. Неподалеку обнаружился кристально чистый ручей, где все, стянув камуфляж, смыли трудовой пот и, весело переговариваясь, вернулись к своему «рекстону». Взявший на себя обязанности хозяина, Шалимов свинтил пробки сразу с двух перцовок и наполнил доверху семь пластиковых стаканчиков. Бойцы взяли их в руки, майор первым встал (то же проделали остальные) и торжественно произнес:

— С Днем Победы, парни! За всех, кто воевал! За наших отцов и дедов!

Стаканы беззвучно сдвинулись, группа выпила.

— А теперь прошу всех к столу, — чуть улыбнулся Александр Иванович. — Самое время подкрепиться.

Ели молча и неторопливо. Время от времени Валера подрезал финкой сала, колбасы и мягкого, с хрустящей корочкой, удивительно вкусного хлеба.

— Налей по второй, — убедившись, что парни хорошо закусили, кивнул прапорщику Шубин.

Когда тот закружил бутылку над стаканами, кто-то из бойцов удивленно протянул:

— Глядите, беркут!

В синем с перьями облаков небе гордо и величаво парила птица, зорко оглядывая землю.

— Знаково, — проводил ее взглядом майор. — Выпьем за него, — принял в руку стаканчик.

— И за нас тоже, — обведя взглядом друзей, добавил Петро.

Выпили. Закусили. Как водится в такой день, парни стали вспоминать своих дедов (бойцы были намного моложе командира), которые сражались в Великую Отечественную войну с фашизмом. Таких оказалось трое. У Валеры Шалимова, Петра Гузяка и Кости Ярового.

— А у вас, Александр Иванович, кто-то воевал? — спросил Гузяк, и все поглядели на майора.

— Дед, отец и три моих дяди, — задумчиво ответил тот. — С фронта вернулись только отец с дедом.

— Давайте помянем всех фронтовиков? — обведя всех глазами, предложил самый молодой из спецназовцев, Митя Васнецов.

— Обязательно, — сказал майор.

Налили. Молча выпили.