Иловайский капкан

— Чем черт не шутит? — пожал плечами Шалимов.

И не ошибся. На следующее утро во время врачебного обхода в палату, гремя берцами, вошли двое в пятнистом камуфляже, с тяжелыми кобурами на ремнях, воняющие дымом и перегаром.

— Слава Украини! — заорал первый, с оселедцем на бритой голове и серебряным шевроном на рукаве куртки.

— Гэроям слава! — вразнобой откликнулись от окна. — Будь ласка, проходьтэ, панэ сотнику.

— Вы что себе позволяете?! — возмутился врач поведением пришедших. — Здесь не казарма, а больница.

— Мовчи, москаль, бо дам в пыку, — вылупил на него мутные глаза сотник. — Стэпан, дэ ти бэркуты? — повернул к окну голову.

— Ось цэй и цэй! — встав с койки, ткнул парень с загипсованным плечом пальцем в Шубина, а потом в Шалимова.

— Тэ-эк-с, — заложив руки за спину, подошел к койке майора сотник и стал его пристально разглядывать.

— Глаза поломаешь, — нахмурился тот, — чего надо?

— Ты бэркут?

— Беркут. Что дальше?

Сотник развернулся и направился к поднявшемуся навстречу с койки Шалимову.

— А ты?

— И я. А ты кто будешь?

— Я нова влада, — процедил сотник. — И можу вас розстриляты. Алэ покы нэ буду.

— А м-може повбываемо их та пидэмо? — потянул ТТ из кобуры второй, до этого громко икавший.

— Нэ можно, — чуть подумав, изрек сотник. — Мы их будэмо судыть, як зрадныкив украинского народу. Значыть так, — обернулся в сторону окна (Степан изобразил подобие строевой стойки), — будэшь наглядать за бэркутамы. Щоб нэ втиклы. Видповидаешь головою!

— Ось тоби пистоль, — прошагал к Степану второй и протянул ему свой ТТ, — тримай, у нас тэпэр цього добра багато.

— Ну шо, Васыль, пишлы? — обратился ко второму. — Пошукаемо щэ пташок, з цима покинчэно.

— Зараз, пане сотнык, — пробубнил подручный, обыскав напоследок тумбочки спецназовцев и забрав с собой бритву с одеколоном, принесенные Оксаной для мужа.

Приказав доктору следовать за собой, «гэрои» покинули палату, и в ней установилась тишина, нарушаемая жужжанием бьющейся в стекло окна мухи.

Шубин разжал пальцы, крепко сжимавшие финку под одеялом, и переглянулся с Шалимовым. Тот невозмутимо поигрывал костылем в волосатой лапе. В том, что они с Валерой при необходимости положили бы «гэроив» на месте, сомнений у майора не было. Но Шубин пока не мог ходить, и с этим приходилось считаться. Но и оставаться в больнице дальше было нельзя. Не сегодня завтра их могли арестовать и поместить в следственный изолятор.

Когда наступило время обеда и санитарка развезла лежачим больным пищу, Валера, хромая больше, чем раньше, проковылял к койке Шубина, взял с его тумбочки тарелку и стал кормить майора из ложечки манной кашей.

— Значит так, — прошептал тот в ходе процесса, — во время тихого часа выйдешь из палаты в гальюн, заберешь из притырки мою мобилу с документами и позвонишь Юрке. Коротко расскажешь ему, что к чему. Ночью будем уходить, утром будет поздно.

— Понял, командир. Не дурак, дурак бы не понял.

— Да не пихай ты в меня эту кашу, черт! — пробурчал Шубин. — Я ее глотать не успеваю.

Коренной киевлянин Юрий Свергун был одним из лучших бойцов группы, которую возглавлял майор, отличался горячим нравом и обостренным чувством справедливости. Примерно год назад, при операции в подпольном казино в центре столицы, он, не сдержавшись, дал в морду депутату Рады, крышевавшему заведение и приехавшему на место «разбираться». Последствия оказались для лейтенанта плачевными. Несмотря на заступничество Шубина и командира полка, Свергуна уволили из органов по служебному несоответствию. Теперь он руководил небольшой охранной фирмой «Легион», но связи с бывшими коллегами не терял, и они нередко встречались в неформальной обстановке.

Когда обед закончился и многие пациенты погрузились в сон, а вместе с ними теперь питающийся по усиленному рациону секторовец Степан, Валера стал бурчать, что у него заболел живот, и похромал из палаты. Через полчаса он вернулся, незаметно подмигнул Шубину, улегся на кровать и захрапел. «Артист», — подумал Александр Иванович.

Вечером санитарка занесла в палату купленные для больных за их деньги газеты, Шалимов взял свою и присел у койки Шубина.

— Все там, — незаметно сунул под одеяло небольшой пакет. — А теперь поглядим, что пишут. Свергун будет ровно в полночь, — тихо прошептал, а потом громко: — «В Киев прилетела госпожа Нуланд»!

Когда дежурная сестра, пожелав всем спокойной ночи, выключила дневной свет, зажгла ночное освещение и ушла, Шубин, подождав еще полчаса, с головой накрылся одеялом и вытащил из пакета мобильник. Неярко вспыхнул экран (заряд был на исходе), он нажал вызов.

— Слушаю тебя, родной, — донесся издалека голос Оксаны.

— Вы где? — прошептал в микрофон.

— На половине пути. Все нормально.

— Молодец. Обязательно отдохни в мотеле, а потом дальше. У меня тоже все нормально. До встречи в Стаханове. — Шубин отключился.

Ровно в полночь в коридоре раздались какие-то голоса, послышался звук шагов, и в палате вспыхнул свет (проснувшиеся недовольно забурчали).