Сама же его идея состояла в том, что, когда они устраивали представление, эффект был бы гораздо больше, если бы Малаку подкреплял свои мысленные послания Грегори не какой-то глупой тарабарщиной, а намеками по-турецки. Малаку согласился, что такое двойное общение на уровне трансцендентальном и на третьей системе общения будет для них значительно продуктивнее, и всю неделю, пока они якобы составляли и расшифровывали гороскоп коменданта, Грегори старательно учил турецкие фразы.
В начале ноября Малаку доложил о том, что гороскоп господина коменданта составлен, и потом несколько часов растолковывал его крутоголовому эсэсовцу. Башковитый генерал не все понял, зато во все поверил.
Наступала зима, и становилось все более ясно, что война затягивается до весны, что и подтверждали астрологические выкладки Малаку. И еще он напророчил Легрицу, что тот скоро оставит свой пост коменданта в Заксенхаузене и получит после войны повышение по службе, утаив, правда, что в августе Легрица повесят за все его преступления в Чехословакии и в концлагере. Вместо этого он сказал, что раз его непосредственным начальником был Гиммлер, то, сменив на посту канцлера Гитлера, рейхсфюрер не забудет своего подчиненного, и спустя три месяца, за которые он переживет определенные сложности переходного периода, ему будет предоставлен почетный и доходный пост инспектора по надзору за возвращением на родину интернированных лиц.
Легриц, боявшийся окончания войны и личных для себя последствий ее исхода, естественно, несказанно обрадовался. Малаку, воспользовавшись благоприятным моментом, предложил составить гороскопы ближайших помощников герра оберфюрера, чтобы тот узнал о степени их лояльности. Легрицу импонировала эта идея, так что послеобеденные занятия турецким языком в бараке продолжились.
К середине ноября сбылось предсказание Малаку о том, что Легриц скоро получит повышение по службе, но не совсем так, как предполагалось. До Гиммлера дошли слухи, что комендант Заксенхаузена утаивает некоторую долю прибыли от кирпичных заводов, а подозрительному рейхсфюреру достаточно было одних только слухов, чтобы перейти к немедленным действиям. Легриц был понижен в чине до штурмбаннфюрера и снят с поста коменданта Заксенхаузена. Так или иначе, но из лагеря он исчез, а два горе-предсказателя остались без своего покровителя.
Фамилия у нового коменданта была Кайндль, и чином он был пониже предшественника — всего только штандартенфюрер. Они его увидели, когда новый владыка обходил дозором владенья свои: совершенно не похож на дубину Легрица — этакий толстячок с хитрыми-прехитрыми глазками и добродушной физиономией. Но Малаку и Грегори насчет его добродушия ничуть не обольщались, потому что знали, для них оно выльется в тяжелый труд на стройке.
Весь последовавший месяц в полной мере подтвердил их опасения. Зима неуклонно надвигалась, днем и ночью небо было свинцовым, дожди, случалось, зарядят на несколько суток кряду, или задует холодный пронизывающий ветер. Но в любую погоду их все равно гнали на работу. Заключенные в таких нечеловеческих условиях мерли как мухи, их место непрерывно занимали все новые и новые люди.
17 декабря случилось событие, о котором так долго говорил Малаку. В половине восьмого вечера, уже после отбоя, их двоих поднял с коек блокфюрер и сказал, что комендант немедленно желает их видеть. Спали они, как всегда теперь, одетыми, поэтому времени на сборы не понадобилось, их тут же препроводили в здание, где размещалось начальство. Поскольку всякие дисциплинарные взыскания вплоть до исполнения смертного приговора входили в круг прерогатив ответственных эсэсовцев на уровне блокфюрера, то сейчас их позвали, несомненно, в связи с оккультной деятельностью Малаку, но предыдущий комендант вызывал одного Малаку — без Грегори, — это было что-то новенькое. Грегори внимательно оглядел себя в предбаннике, где им пришлось подождать. Что ж, он всегда был худым, а сейчас и вовсе кожа да кости, мясо на костях подсохло и превратилось в сталь, на здоровье не жалуется — до конца войны дотянет, как ему и обещал Малаку.
Их ввели в кабинет коменданта. Штандартенфюрер Кайндль внимательно оглядел серыми зоркими глазами эту странную пару, немного помолчал, затем сказал:
— Когда оберфюрер Легниц передавал мне дела, он упомянул мимоходом, что в секции «Е» у него имеется парочка «мистиков», как он выразился.
Упершись взглядом в Малаку, он продолжил: