Имаго

Даже Лютовой будет против, резко против, не говоря уже про Майданова и прочих-прочих-прочих и прочейших, хороших и милых интеллигентных людей. Хороших и милых, которые устроились в этом мире, прижились, хорош он или плох, но уже стерпелись, другой жизни не представляют, менять не собираются, не хотят и… не дадут.

Эти милые интеллигенты страшатся любой острой мысли. Даже не задумываются, верна она или не верна. Главное, что она остра, она беспокоит, она жалит, потому от нее лучше избавиться, что вообще-то естественно. А как мы сами реагируем на умного, но язвительного собеседника? Более того, кого скорее возьмем в друзья, с кем предпочтем общаться, дружить семьями и так далее: с язвительным гением или же с посредственным, но милым малым?

Уверен, сотая или десятая доля процента предпочтет гения, но здоровое большинство… подчеркиваю, нормальное здоровое большинство предпочтет милого парня, с которым никаких проблем, от которого никаких неудобств, с кем приятно и на рыбалку, и в компашку, и в прогулку на велосипедах.

Да я сам таков. И какой бы ни была высокой и благородной цель построения коммунизма, но ее разрушила наша зависть к юсовцам, которые просто жрут, трахаются, ни к чему высокому не стремятся, ни на какие горы не лезут, а просто балдеют, оттягиваются, расслабляются, жируют в свое скотское, но такое приятное и понятное удовольствие!

Потому любая идея перестройки общества будет объявляться опасной, а к ней будут приклеиваться ярлыки типа «фашист», «антисемит», «расист», пусть даже этим не будет пахнуть и близко. Сейчас вся идеология «общечеловеческих» разрешает только один узенький путь, по которому можно и нужно идти. Путь еще большего освобождения от любых принципов, будь это осточертевшие честь, достоинство, верность или такие уже устаревшие, как стыд.

Я посмотрел на комп, дал команду закрыть все проги и отправляться спать. Клянусь, завтра начну. Завтра начну записывать и подгонять одно к другому требования к Человеку Завтрашнего Дня. То есть из приготовленных кирпичиков возводить Здание.

Утром, выйдя из подъезда, увидел у дальней бровки тротуара старенькую «Волгу» Лютового. Крупные желтые листья превратили ее в огромную божью коровку, а Лютовой свирепо уничтожал шедевр, листья летели во все стороны, как будто он лупил по ним метлой.

– Доброе утро, – сказал я. – Не проще ли в гараж?

– Далеко, – огрызнулся Лютовой. – Это в Юсе три проблемы: как въехать на хайвэй, как съехать с хайвэя и где припарковать машину. А я бросаю перед домом.

– А зимой как?

– До зимы еще дожить надо, – сообщил Лютовой таким тоном, словно ему было за девяносто или уже сидел в камере смертников. – Как дела?

– Тащусь на службу, – ответил я. – Вчера по Москве было восемь взрывов. Семь убито, одиннадцать ранено. Еще пятеро застрелено, семерых забили подручными средствами. Впервые число убитых больше, чем погибших в автокатастрофах…

Лютовой буркнул:

– Колабы, их и надо стрелять.

– Все колабы?

– Ну, какая-то часть – бытовые ссоры, но колабов боевики бьют по-прежнему. Что делать, сами юсовцы у нас только в броневиках. А в Юсе так вообще контроль на контроле… Если раньше еще какие-то теракты проходили… ну самолеты в Торговый Центр или танкер рванули, то с этими камерами фейсконтроля, увы… Да и черт бы побрал это международное сотрудничество по отслеживанию передвижений террористов или подозреваемых в терроризме! Нашу страну, понятно, заставили, но кто выкручивал руки Франции или Польше? Но их подписи тоже там… И все, как вышколенные лакеи, докладывают дяде Сэму, кто куда поехал и что везет. Нет, теракты со стороны в самой Юсе практически невозможны.

Он говорил с горечью, лицо потемнело. Из подъезда вышли соседи с пятого этажа, кивнули нам издали и поспешили на троллейбусную остановку. Я пробормотал чуть тише:

– Ну, так уж и невозможны…

– Знаешь, одно дело самолетом в Торговый Центр, когда наших погибло девятеро, а ихних – семь тысяч, другое, когда наших героев поляжет сотня, чтобы уложить одного-двух вонючих юсовцев!.. Нет, мы ограничиваем себя обрубанием щупалец этого осьминога. Это дает результаты, дает!

– Какие?

Он вспыхнул, сказал с раздражением:

– Первое – они не расползаются по всему миру!.. Уже не только у нас передвигаются в броневиках!.. А всякая сволочь, что готова лизать им зад и предавать своих направо и налево, получает урок. Самых ретивых отстреливаем, остальные сидят тихо. Коллаборационисты – трусы, как и все предатели. Коллаборационируют, пока нет угрозы их шкурам… Поверь, нет другого пути! Нельзя раз-два – и в дамки!.. К нашей полной победе путь долгий, тернистый… но мы его пройдем.

Челюсти сжались, кожа на желваках натянулась до хруста. Глаза стали цвета выхваченного из ножен меча.

– Мы пройдем, – повторил он. – Пусть террор, полный и беспощадный террор…

– Погоди, – оборвал я, – вы же… Прости, они вовсе не террористы.

Он взглянул в упор.

– А кто?