ИМАГО (Phasis imago)

— Давайте, уже, давайте, — проворчал Артем и услышав собственный голос наконец осознал, что чуток оттаял.

В самом деле: небольшой бурдючок веселящего сейчас нисколько не повредит. Тем более, завтра с утра никаких полетов: Лист обшарили не весь, а мало ли что может тут еще найтись помимо холодильника?

Костерок мерцал в сгустившейся тьме. Над Поднебесьем нависли звезды — сквозь кроны старых деревьев они были почти не видны, но Артем точно знал: они далекие, равнодушные и прекрасные. Как всегда.

*** *** ***

Старый Лист, повернувшись к ветру носом, дрейфовал в ленивом воздушном потоке. Летатель избегал приближаться к Листу, накручивая неизвестно какой круг далеко в стороне. Он то взбирался повыше, то сбрасывал высоту, выписывая в небе изящные пилотажные кружева.

Те, за кем он следил, скорее всего ушли на корму.

Летатель совершил очередной поворот и отдался попутному порыву.

Солнце свалилось в океан; быстро темнело. Там, на западе, над слабо подсвеченным горизонтом и гораздо выше старого Листа парил еще один Лист — далекий и почти невидимый.

Глава третья

К исходу северной зимы Артем прочувствовал слова мастера Фидди в полной мере, а не только умом. Те, которыми Фидди призывал ученика не лихачить.

В полете Артем многие вещи делал теперь на полном автомате, специально не сосредотачиваясь. Повороты, горки, восходящие и нисходящие спирали — все необходимые в небе фигуры.

Заходили на посадку в нос очередному Листу. С попутным потоком нужно было перетянуть через третью кромку, развернуться уже над Листом, погасить скорость о встречный поток и сесть. Чего проще, казалось бы?

Артем, уже выполнявший все это десятки раз, зачем-то решил прижаться к Листу поближе, чтобы не пришлось потом гасить высоту нырками. «И так сяду, в первый раз что ли?» — так, вероятно он подумал, если вообще думал в тот момент.

Во время разворота и неизбежного при этом крена пришел внезапный порыв. Левое крыло прижало вниз, правое задрало. Зацепив левым кромку, Артем потерял устойчивость и упал. К счастью, на Лист — у самого валика.

Приди порыв на несколько секунд раньше — сорвался бы в штопор.

Возможно, потом и выровнялся бы, снова оседлав поток. А возможно и нет, кто знает?

Левое крыло обломилось ровно по захлестнутой упряжи и пребольно садануло по спине. Ошеломленный Артем долго не мог подняться, хватая ртом воздух и не в силах отдышаться.

Рядом сели сначала Тан, потом Дасти. Нормально сели, штатно и аккуратненько, не то, что он.

— Тиом, белое небо, ты что творишь? — заорал на него ва Тан, торопливо сдирая с плеч лямки сбруи. — Чего тебя вниз понесло?

Артем лежал, придавленный сверху обломанным левым крылом.

Освободившись, Тан бегом подбежал к нему, спихнул обломок в сторону, сграбастал Артема за шкирку и поставил на ноги. Показалось, сейчас ударит, Артем даже сжался и зажмурился.

— Жизнь не дорога? — рявкнул Тан прямо в лицо.

Артем опасливо приоткрыл один глаз.

— Погоди орать, — послышался голос сказочника. — Он, небось, и сам не рад такому маневру.

Тан внял — хватку ослабил, отчего Артем сумел наконец-то встать на обе ступни. До этого, поддерживаемый могучим хватом товарища, стоял на цыпочках.

Ему помогли выпутаться из ослабших ремешков. Расшнуровали упряжь, сняли поклажу.

— Жив? — поинтересовался Дасти участливо. — Штаны сухие?

— Штанам все равно, они непромокаемые, — ответил Артем деревянным голосом.

— О, вижу жив! — обрадовался шутке Дасти. — Ну и скажи мне, друг сердешный, что это ты такое сейчас изобразил?

— Порыв, — жалобно проблеял Артем и опустил глаза. — Зараза…

— Конечно порыв! — снова рявкнул Тан. — Кто ж к Листу жмется на развороте, дурья твоя башка? Что тебе ма Фидди твердил перед каждым вылетом и после тоже? Не лихачь! Не лихачь, небо лихих не любит!

— Не буду, — виновато вздохнул Артем и повесил голову. — Точно не буду.

— Смотри! — со значением произнес сказочник, несильно ткнул Артема кулаком в плечо и прищурился.

Тан побурчал еще пару минут, уже без прежнего запала и тоже угомонился. В общем, на этот раз — пронесло.

Дасти только потом, через несколько дней, признался: он всерьез опасался, что Артем может испугаться перед следующим полетом. Такое бывает — неудача лишает веры в себя, летатель паникует, делает новую ошибку, и привет. Но Артем веры в себя не потерял, наоборот, во время следующего полета каждое движение, каждый вираж исполнял преувеличенно четко, заведомо правильно и надежно, словно на экзамене.

Но слова ма Фидди о лихачестве после этого случая стал воспринимать чуточку иначе.

По основному вопросу к этому времени ничего примечательного не произошло: к телескопической штанге в рюкзаке Артема прибавился всего один артефакт, в целом тоже бесполезный — аварийный осветитель, давным-давно выработавший ресурс. Даже не электрический — химический.

Артем долго колебался, прежде чем сунул его к себе. Но все же сунул, поскольку выбросить его можно было в любой момент, а по весу осветитель тянул всего-ничего, грамм сто, вряд ли больше.