Имам Шамиль

Сказав это, она поднялась и, опередив Меседу, вошла в кунацкую. Шамиль вначале растерялся, затем сделал знак Меседу удалиться. Анна стояла перед ним в длинном розовом атласном халате, который, облегая, ниспадал широкими фалдами. Щеки и шея сливались с нежным цветом наряда, подчеркивая черноту бровей, волос. Не отрывая восторженных глаз от лица девушки, имам предложил, показав на подушку, сесть. Анна села.

— Ты страшишься меня?

— Нет, — ответила Анна, опустив глаза.

— Человек, за которого выдавали тебя замуж, был по душе тебе?

— Мне было известно, что он в летах, влиятелен и богат.

— Ты виделась с ним?

— Несколько раз он приезжал к нам.

— Он лучше меня внешне?

— Нет, генерал менее строен и, кажется, старше вас.

— Ты знаешь, что такое любовь?

— Знаю по романам, которые читала.

— Полюбить меня смогла бы?

— Не знаю, такая мысль не приходила в голову, — застенчиво ответила Анна, покраснев от волнения.

— Я тоже никогда никого не любил, хотя был дважды женат.

— Как же вы, мужчина, не любя, могли жениться?

— У нас так женятся многие. Когда приходит любовь, ее воспевают поэты.

Оба некоторое время молчали. Шамиль заговорил вновь:

— Когда я увидел тебя, загорелся весь, но еще не знал, что это любовь. Мне хотелось все время смотреть на тебя, чувствовать твою близость. Но я не хотел поддаваться влечению, боролся со своими чувствами, молился по ночам, не смыкая глаз, но, видимо, так было суждено. Наверное, чувство любви непобедимо никаким сознанием. Иди, прошу тебя, и думай обо мне. Если и в тебе проснется то же самое, я сделаю тебя женой, и не будет людей счастливее нас на этом свете.

Девушка встала, когда имам замолчал и низко склонился над ней. Его жадный взор скользил по тонким бровям, полураскрытым устам, нежной шее. Она не отшатнулась. Напротив, ей хотелось прижаться к груди сильного мужчины, почувствовать его ласки. Но он сделал резкий шаг назад…

С наступлением теплых дней имам стал собираться в поход.

Накануне отъезда Шамиль через тетушку попросил Анну зайти к нему вечером. Она явилась в белом платье. Пышные волосы ниспадали темным каскадом на спину под белым газовым шарфом. Лицо ее было бледным, глаза опущены.

Шамиль поднялся с ковра, подошел. Ресницы девушки дрогнули.

— Добрый вечер, ханум![53]

— Здравствуйте, Шамиль-эфенди!

— Взгляни на меня, неотразимая.

Анна подняла голову. Он опять подошел к ней так близко, как в тот вечер, когда сказал, что любит.

— Я люблю тебя очень. Если ты желаешь моего возвращения, молись аллаху, — сказал он и удалился…

Имам спешил в Чиркей. Ему донесли, что там его враги, неверные и отступники, собираются возводить крепость.

Перед выступлением из Дарго он отправил нарочных в аулы, лежащие на пути следования, с приказом собирать ополчение. Создав, таким образом, большой отряд, он остановился на подступах к Чиркею на виду у сельчан и солдат. Ночью послал лазутчиков. К утру они вернулись и сообщили имаму, что село свободно, а жители готовы присоединиться к нему.

В русском лагере, заметив движение мюридов, сразу же отправили связного в Шуру просить помощи.

Имам не начинал действий. Он стал возводить вокруг аула оборонительные сооружения, хотя против него стояла всего лишь рота солдат. Шамиль будто знал, что к русским придет подкрепление. Ночью из Шуры действительно прибыл батальон пехоты и кавалерийский эскадрон. До восхода солнца, прощупав слабые места обороны имама, русская кавалерия со стороны мельницы двинулась на аул. Две роты солдат были переброшены к дороге, ведущей в горы, чтобы отрезать мюридам отход. Всадники прорвали позицию Шамиля и влетели в аул. Имам основные силы бросил на дорогу. Оттеснив солдат, он с остатком разбитого отряда направился к Ауху. В пути сделал остановку на горе. Поднявшись на вершину, стал осматривать в бинокль окрестности. Его взгляд привлекло движение на Андальской дороге, напоминавшее движение отары овец. Но, вглядевшись, он убедился, что это были люди, которые шли сначала в его сторону, а потом повернули обратно к селению.

Вечером имам был в Андале. Староста аула вышел к нему. На вопрос Шамиля о странном движении на дороге в полдень тот ответил:

— Это были наши люди. Мы спешили к тебе на помощь, но каратинский наиб Галбарц и его андийский помощник Байсулав повернули нас обратно.

Возмущенный, имам вернулся в Чечню. Доложив о случившемся на совете ученых и наибов, он издал приказ о смещении Галбарца и Байсулава и отправил их в Карату.

Через несколько дней в Дарго явился человек из Андаля, который сообщил имаму, что генерал Клюки фон Клюгенау пришел из Шуры в Чиркей, наложил на сельчан контрибуцию и все силы бросил на строительство укреплений. Он сказал также, что Галбарц и Байсулав вели переговоры с Ахмед-ханом мехтулинским и бывшим гимринским правителем — эрпелинским кадием.

— Значит, они хотели поднять народ против меня и тем услужить подкупившим их отступникам и гяурам… Чем объяснить иначе их действия? — рассуждал вслух Шамиль.

— Ты прав, имам, клянусь аллахом, это было именно так, — подтвердил андалец.