Имам Шамиль

Но вот раздался под грохот пушек крик «ура-а-а!». Впервые за много лет он отозвался в сердце Шамиля острой болью. Он был, словно страшный приговор.

Батальоны Пулло и Врангеля с двух сторон дороги, ведущей в Ахульго, пошли на штурм. Шамиль был у фронтальной позиции. На сей раз не раздался его властный окрик при виде отступающих мюридов. Слишком неравны были силы, и сам он был не настолько жесток и бездумен, чтобы из-за глупого упрямства заставить умереть тех, кто готов был умирать.

Повинуясь инстинкту самосохранения в минуты растерянности перед грозной опасностью, мюриды отскочили назад, чтобы за следующим укрытием остановиться. Как весенний паводок Койсу, разливаясь по долине и отлогим подошвам гор, хлынули солдаты к укрепленным саклям. Опять окраина аула оказалась в их руках. Артиллерия прекратила обстрел. В ход пошли кинжалы и штыки.

— Имам, что делать? Мы не удержимся до темноты. Сражен Амир-хан, убит Барты-хан, умирает от тяжелого ранения сын Муртады-Али. Пал твой зять, а сестра бросилась с кручи в Койсу, — сказал Юнус.

— Позови ко мне Сурхая, — ответил имам, не проявляя волнения.

Когда подошел наиб из Кили, имам спросил у него:

— Сколько у тебя осталось в живых?

— Две сотни, — ответил Сурхай.

— Бери их и иди к мосту, а ты, Юнус, передай сельчанам — женщинам, детям и старикам, — чтобы забрали все, что можно унести с собой, и переходили в старое Ахульго.

Как испуганная стая птиц, заметались женщины и дети по тесным улочкам Ахульго. Они спешили к мосту через Ашильтинку.

Солдаты, стоящие под мостом, стали обстреливать их. Часть солдат отделилась от колонны и обходным путем кинулась навстречу бегущим. Женщины, успевшие перебежать, бросив детей и ношу, кинулись с голыми руками на штыки солдат, чтобы остановить их и дать возможность мюридам Сурхая перебежать к старому Ахульго.

На помощь солдатам, действовавшим у старого Ахульго, Граббе бросил резерв. В смертельной схватке пал Сурхай с двумя сотнями мюридов. Лишь нескольким мальчишкам удалось обратно перебежать мост и рассказать имаму о страшной участи, постигшей людей, ушедших к старому Ахульго.

— Все погибло! — крикнул растерянно Юнус, вновь подбегая к Шамилю.

Имам стоял неподвижно в каком-то оцепенении.

Выскочил откуда-то из подземелья Салих и стал перед Шамилем.

— Повелитель мой, — торопливо заговорил юноша, — я нашел удобное место, по которому можно спуститься в глубокое, недоступное ущелье. Там под выступом скалы есть пещера, где могут укрыться люди. Я спущу туда оставшиеся семьи.

— Спускай, сын мой, пусть лучше в этой каменной могиле умрут от голода, чем от надругательств гяуров.

Когда Салих наполовину скрылся в подземелье, имам остановил его.

— У тебя есть пистолет? — спросил он.

— Да, вот он, — показал Салих, выхватив оружие из-за пояса.

— Так вот, зайди сначала в конюшню, застрели Кегера. Я не хочу, чтобы он достался кому-нибудь из моих врагов.

Салих исчез. Желая исполнить волю своего господина, он подземными ходами пробрался ко двору имама и вбежал в конюшню. Кегер стоял привязанным у стойла. В темной подземной конюшне вороной конь был незаметен. Но Салих увидел, как умное животное доверчиво повернуло к нему голову, и услышал приветливое ржание. Что-то всколыхнулось в груди юноши и, подкатив к горлу, так сдавило, что пистолет чуть не выпал из рук. Красавец конь, которого он выхаживал жеребенком, коснулся мордой плеча Салиха, ласкаясь. Он обдал лицо юноши теплым дыханием и терпким запахом конского пота.

— Нет, я лучше застрелю себя, — сказал Салих, обнимая коня за шею. — Бедный Кегер, голодный, ты ждешь меня с пучком травы, а я должен тебя убить. За что? При чем ты? Люди дерутся, убивают друг друга во имя чего-то, а ты страдаешь в этом подземелье, мой бедный друг. Ну, прощай, кому бы ты ни достался, все же мне будет легче. Я уберусь с этого света, ибо не смогу жить, не выполнив волю того, кто спас мне жизнь.

— Эй! — раздался чей-то крик и одновременно звук выстрела.

От этого неожиданного крика над самым ухом рука его дрогнула и пуля пролетела мимо виска.

— Ты что здесь спрятался, жалкий трус, да еще стреляешь? — Это была тетушка Шамиля — Меседу. Она заметила, как шмыгнул Салих в конюшню, и, подождав немного, последовала за ним.

— Я не трус и не прячусь, повелитель приказал мне застрелить Кегера, а затем спустить все семьи в Тесное ущелье.

— Так давай торопись, иначе нас сбросят туда сами гяуры! — крикнула Меседу.

Прихрамывая, она забежала в комнату и увидела Патимат, которая лежала, уткнувшись лицом в подушку.

— Ты что льешь слезы, где ребенок? — спросила Меседу.

— Его унес отец, — ответила Патимат, не поднимая голову.

— Салих, где имам? — спросила Меседу и, не дожидаясь ответа, приказала: — Веди меня к нему.

Салих, вошедший в комнату вслед за ней, спустился под навес, распахнул низенькую дверь подземного хода. Меседу последовала за ним. Когда они вышли на свет, увидели Шамиля, который одиноко стоял на крыше верхней башни с маленьким Гази-Магомедом на руках.