– Дорогая невестка, с этого конца я и начала, отправившись на поиски. Патимат – так зовут ту, на которой я остановила свой выбор. Хозяйка она умелая, хлеб испечёт – не насытишься, суп сварит – оближешься, серпом поведёт – не налюбуешься, коня оседлает – удивишься.
– Родителей знаешь?
– Отец её Абдул-Азиз, человек уважаемый в Унцукуле, хмельных напитков не употребляет, кальян не курит.
– Это очень хорошо, а братья, сёстры есть?
– Есть, родственников много, род сильный, имущий.
– Шамилю говорила о ней?
– Нет, зачем же, вдруг откажут. Надо сначала самим переговорить с родителями, послушать их и только после общего согласия сообщить ему. И сделать так, чтобы он увидел её до свадьбы.
– А если Абдул-Азиз не захочет показать дочь жениху?
– Спрашивать его никто не будет. Положись на меня. Я всё сделаю, чтобы наш джигит увидел избранницу до женитьбы.
– Да поможет нам Аллах. Действуй. После того как получим согласие от Шамиля и её родителей, начнём и мы.
Как ни любила Меседу своего племянника, однако постаралась, чтобы сначала его увидела юная Патимат.
Еще в дни весеннего байрама, когда койсубулинские удальцы проводят состязания в скачках на обширном майдане, Меседу уговорила родителей отпустить дочь на традиционное зрелище. Отец Патимат был близким кунаком покойного отца Меседу. Он сочувственно относился к трагичной судьбе мужественной женщины, с радостью принимал её у себя. Патимат любила добрую гимринку, которая с детства баловала её сладостями и фруктами. Вначале дочь не подозревала ничего, слушая разговоры о прекрасном гимринском юноше – любимом племяннике Меседу, лучше, красивее, умнее которого трудно было сыскать в Аварии. Но расхваливала Меседу Шамиля только тогда, когда оставалась наедине с Патимат, хотя иногда без стеснения и родителям расписывала непревзойдённые достоинства своего племянника.
В день скачек, подергивая за руку свою избранницу, Меседу шептала, показывая глазами на молодого всадника на сером коне:
– Посмотри, как он сидит на лошади, а стан какой тонкий, плечи – шириной в три локтя, нос, подбородок, губы словно выточены тонким резцом. Погляди вокруг, кто сравнится с ним?
– Да, тётя Меседу, твой племянник строен и красив. И конь у него лучше, чем у остальных. Ах, если бы он выиграл приз! – шептала девушка в ответ.
Об этом Меседу не говорила вслух, в душе она молила Аллаха о победе племянника ещё накануне, узнав, что Шамиль будет участвовать в конных состязаниях.
Сердце её дрогнуло и не переставало учащенно биться с той минуты, когда раздался залп пистолета и помчались десятки лучших скакунов, неся на себе лихих наездников.
Душа женщины замирала, дыхание её останавливалось, когда серый конь племянника скакал почти наравне с первым и никак не мог выйти вперёд.
Но, видимо, молитвы Меседу дошли до Аллаха. Сегодня как никогда ей хотелось, чтобы Шамиль обогнал всех. И он таки пришёл первым и получил живого барана, которого тут же принесли в жертву Аллаху.
Меседу отвела домой дочь кунака. Их сопровождали два «рыцаря» – младшие братья Патимат, они всецело были поглощены турниром и никакого внимания не обращали на сестру.
Одно дело предусмотрительной тётушкой Шамиля было сделано. Теперь оставались переговоры с родителями девушки, а уж потом и с женихом.
Абдул-Азиз не отказал Меседу выдать дочь за Шамиля, слух о самостоятельности, учёности и способностях которого дошёл и до Унцукуля. Во многом способствовал этому и Магомед, приходившийся дальним родственником Абдул-Азизу по матери. Он же, по просьбе родителей, первым предложил Шамилю жениться.
– Нет, рано ещё, я не изучил полностью основы мусульманского права, – возразил Шамиль.
– Женитьба не помешает тебе продолжать учёбу.
– Почему же в таком случае не женишься ты, будучи старше меня?
– Женюсь и я, каждому свой черёд уготовлен Всевышним.
– У тебя есть невеста?
– Здесь нет.
– Значит, есть в другом месте?
– Как тебе сказать, Шамиль? Мне кажется, почтенный шейх Ярагский выдал бы за меня свою дочь.
– О, это хорошая новость, которую ты скрывал от меня.
– Не скрывал, просто я ещё не решил.
– Она хороша собой?
– В юности все хороши, но она особенно. Если бы я был поэтом, непременно воспел бы её красоту.
– Она, наверное, не умеет говорить по-аварски?
– Откуда же лезгинке знать наш язык? Достаточно того, что я знаю тюркский, как и она, а если бы и не знали общего, не беда – любовь не нуждается в словах.
– А что такое любовь? – поинтересовался Шамиль.
– Ты имеешь в виду любовь к женщине?
– Да.
– Не знаю, как тебе объяснить это состояние.
– Но у меня нет этих чувств, я не встретил такую, которая взволновала бы душу мою, – сказал Шамиль.
Меседу вошла в саклю, она услышала последние слова племянника и, подмигнув Магомеду, сказала:
– Сын брата моего, я покажу тебе ту, которая может вызвать волнение в душе, хочешь?
– Ну, конечно же, я соглашусь, если этого хотят мои родители и друзья.
На другой день Шамиль с Магомедом в сопровождении тетушки Меседу отправились в Унцукуль.