Имам Шамиль. Том второй. Мюршид Гобзало – огненная тропа

Смеркалось. На западе накипали свинцовые тучи. Где-то далеко, в горном безбрежье, в полосе Кара Койсу вилась молния; сломанным крылом недобитой птицы трепыхалась рубиновая зарница. В той стороне тревожно светилось блёклое зарево, принакрытое обугленным руном сизой тучи. Горные долины, как бирюзовые чаши, до краёв налитые тишиной, таили в каменных складках и морщинах теснин призрачные отсветы дня. Хай, хай…Чем-то неизъяснимо тоскливым, беспокойно-унылым, – сей вечер напоминал осеннюю пору. И даже буйное разнотравье, лишившись прежнего аромата, казалось, излучало удушливый запах тлена.

…Спустя время, как и предполагалось, заморосил назойливый, мелкий, холодный дождь. Ай-е! Горцы промокли и издрогли на влажном ветру; их тёплые бурки и башлыки, бесследно пропали во время погони, вместе с хурджинами и другой поклажей, которую везли на себе вьючные лошади.

…Оскальзываясь на размытой дождём тропе, часто ведя коней в поводу, они поднялись и спустились с Ассабского перевала. Впереди вот-вот должны были показаться дымы аулов Телетля.

Принюхиваясь, как волки, к многообразным невнятным ароматам намокшей травы, мюриды упрямо продвигались вперёд. Изредка останавливаясь, счищали с чавкающих водой, насквозь промокших чувяков, комья приставшей грязи. Выпрямлялись и снова тяжко, и устало несли свои измученные тела; скрипели, потемневшей от воды, седельной кожей.

* * *

Дождь перестал гвоздить землю, когда, шедший впереди Магомед, внезапно упредительно вскинул руку и быстро свернул с тропы под защиту скал.

– Что там? – прохрипел Месело.

– Казаки!

Оба сторожливо выглянули из-за гранитной скалы: на крутом взлобье кургана чёткие рисовались фигуры семерых верховых.

– Вон ещё! – Отрубленная Рука горячо шепнул Магомеду, нервно шевеля пальцами правой руки. – И ещё!..

По кургану замаячили конные. Казаки съезжались группами, разъезжались, исчезали за лобастым гребнем и вновь показывались. Нехлудовцы? Нет. Это были кубанцы, а те – терские казаки.

Одноглазый приказал трогаться в обход. Проехали стороной один из телетлинских аулов. Очевидно, по распоряжению вчерашнего наиба Шамиля Кебед-Мухамеда, тамошнее население, радостно, встретило русских.

Доселе одуряющая, висевшая тишина, была нарушена бойкими криками ездовых, надсадным рёвом сгуртованного скота; разгульными отголосками гармони и общим, всепоглощающим гудом переполненного людьми большого аула. С южной окраины слышались лопавшиеся выстрелы ружей. Повсему стреляли и резали скот для солдатских котлов, и Магомед заметил, как Месело, ехавший рядом, дрогнул, судорожно схватил рукоять револьвера.

Мюриды жадно всматривались в разводимые костры, принюхивались к манящим дымам; близкий и недоступный аул, тянул к себе неодолимо. Воллай лазун! Если б на то была воля Аллаха, они, не раздумывая, соскочили бы с опостылевших сёдел, и замертво упали на войлоки, не раздеваясь, под дремотное потрескивание костра так, чтобы согревающим теплом и жаром охватило их мокрую, вконец иззябшую плоть.

* * *

От котла – сажа, от злого – зло. Не солоно хлебавши, перевалили на другую сторону горы. Биллай лазун! Новый аул. На зависть ещё более богатый на дымы и сакли.

Та же картина. От голода и отчаянья у них подвело животы. Жители сего селения щедро и на славу привечали русских солдат. Слышались искромётные звуки лезгинки. Заполошно гремел барабан, тщетно пытаясь обойти в неистовой скачке – вечном споре, – крылатую зажигательную зурну.

– Смотри! Э-э, шакалы! Продажные псы… – Месело, едва сдерживая, охватившую его ярь, указал стволом штуцера.

Магомед стиснул до ломоты зубы. По освещённым, закатным солнцем, тесным улочкам, как муравьи сновали люди; прудили переулки армейские фуры, обозы, мельтешили конные.

Сын Исы, щуря мстительно глаз, беззвучно шептал проклятья; он хорошо различал даже знакомую, ненавистную окраску мундиров врага. Возле аула, на две версты с гаком, белели в четыре ряда парусиновые палатки Барабанных Шкур, вокруг них кишели солдаты, как трупные черви в туши буйвола.

…Оставив лошадей под скалой, они вскарабкались выше, где был шире обзор и тут!.. На фоне алого неба были чётко видны густые колонны пехоты, конных драгун, отряды грузино-осетинских дружин и сотни туземной конницы.

Хай, хай…Они видели и не хотели верить своим глазам…Все дороги огромной монументальной долины, что открывалась взору, были забиты войсками. Вай-уляй! Это был железный поток, который, сметая всё на своём пути извиваясь в теснинах, неумолимо двигался на Гуниб. Подобно несокрушимым легионам Древнего Рима, полки Белого Царя, пробирались к сердцу горного Дагестана. И под их железной пятой содрогалась земля, крошился камень и мелели полноводные реки. Суровые, рослые усачи, видавшие виды, шли возле фургонов, тяжёлых горных орудий и арсенальных подвод. Рота за ротой, полк за полком, безудержно, как вешняя вода с гор