Имбирь и мускат

— Нас учили матери. — Персини с любовью поглядела на дочь. — Я тоже рассказала Рупии, что знала, а теперь она готовит гораздо вкуснее. Правильно, так и должно быть.

Сарна едва не ляпнула, что на кулинарном фронте даже муравей обскакал бы Персини. Вместо этого она ответила:

— Конечно, если девушка хочет учиться у матери, это хорошо. Но кое-кто предпочитает уехать в другую страну и там ходить на курсы.

— А ты, Найна? — Персини перевела взгляд на нее. Все такая же куколка — впрочем, неудивительно, с зелеными глазами и осел жеребцом покажется! — Тебя кто научил готовить?

Пойманная врасплох, Найна ответила, не подумав:

— Матушка. — И тут же осеклась.

— Матушка? — Брови Персини чуть не соскочили со лба. Она поглядела на Сарну, потом снова на Найну. — Так она теперь матушка? Ничего себе!

Сарна бросилась на помощь:

— А как еще назвать старшую сестру, которая готова на все ради тебя? — Она взглянула на Карама, сидевшего за столом с другими мужчинами. К счастью, тот был занят кексом. — Как иначе можно относиться к сестре, которая привезла тебя из Индии, кормила, одевала, учила готовить, замуж выдала, заплатила за свадьбу?! Я подарила Найне новую жизнь. Другой семьи у нее здесь нет. Я — и сестра, и брат, и отец, и мать.

— Конечно. — Персини погладила свой подбородок, — Мы все знаем, что у вас особенные отношения.

Несколько минут спустя Сарна вновь оказалась в неудобном положении. Речь зашла о детях, и Персини заявила, что Рупии ужасно повезло: у нее две дочери и сын.

— Добрая кисмет — наконец-то сынок! О Вахегуру, о чем еще мечтать женщине?

— Да, видать, от мужа удача перепала, — ответила Сарна, тонко уколов Персини: та родила только одного ребенка.

— Близняшки — это такое благо! С Божьей помощью де-вочки растут здоровенькие. Вахегуру дарит жизнь только тем, кто этого достоин, верно, Бхабиджи? — Персини одарила ее острой улыбкой: губы словно не растянулись, а, наоборот, смялись.

Сарна побледнела. Пальцы судьбы дергали, затягивали и перекручивали нити ее сердца. Оно заболело при воспоминании о погибшей девочке. Сарна так и не оправилась после утраты. Она встала и спешно вышла из комнаты.

Когда она вернулась, гости обсуждали внешность Найны. Та сильно похудела и осунулась за последний год — с тех пор как от сердечного приступа умер ее муж Притпал.

— Побереги себя, деточка. За здоровьем нужно следить, — сказала Персини.

— Конешн. — Сарна перешла на английский, словно это придавало ей уверенности. — Даровье — это богасво. Богасво, да. — Она устроилась в удобном кресле, которое купили специально для нее на случай болей в спине.

На диване теснились Рупия, Пьяри и Найна. Пьяри сочувственно прижалась к сестре. Найна еще не пришла в себя после неожиданной смерти Притпала. Свыкнуться с одиночеством ей было намного труднее, чем с потерей мужа. Они не успели завести детей, а у Притпала почти не было родственников, которым требовалась бы помощь Найны. Впервые в жизни она заботилась только о себе, не испытывая при этом никаких лишений: денег ей хватало, да и работа имелась. Однако Найне никогда еще не было так одиноко.

— Я думала, Найна переедет сюда, — сказала Персини. Глупо жить одной в Манчестере. Почему ты ее не пригласишь? — Она поглядела на Сарну. — Наверстаете упущенное.

Пьяри еще крепче прижалась к Найне, а та — к ней. Она до сих пор удивлялась, что, несмотря на уговоры матери, осталась в Манчестере. Три месяца после смерти Притпала Найна прожила с Сарной. Та кормила ее жирной пищей, пытаясь хоть как-то утешить. Старания возымели обратное действие: пропитанная любовью еда не задерживалась в желудке Найны, ведь глаза и уши говорили ей, что Сарна к ней равнодушна. «Если она не может признать меня сейчас, когда мне так плохо, то никогда этого не сделает», — решила Найна и уехала обратно в Манчестер.

— А я приглашала. — Сарне до сих пор было больно об этом говорить. — Мне нужна помощница. Молодые совсем не думают о старших. Мол, у них своя жизнь. Найна хочет жить в Манчестере. Там ее работа и дом. — Сарна всплеснула руками. — Разве ее уговоришь? Наши двери всегда открыты.

Персини, конечно, на этом не успокоилась:

— Ну, у тебя теперь есть Пьяри.

— О да, — ответила Сарна, хотя переезд дочери в Лондон никак не отразился на их отношениях. Чаще видеться они не стали. Пьяри строила собственную жизнь.

— Я еще не была в твоем новом доме. Это ведь недалеко? — спросила Персини у Пьяри. Не дожидаясь ответа, она продолжала: — Странно, что вы с мальчиками перебрались в Лондон, а Дживан остался в Канаде. Разве он не против?

Пьяри не нашлась с ответом.

Гнев озарил лицо Сарны, подобно молнии.

— Конечно, нет! — отрезала она. — Пьяри здесь ради детей. Они должны получить достойное образование в Лондоне! — Она одернула чуни, который собрался у ее горла серыми складками, похожими на грозовые тучи.

Персини увидела, что соперница разъярилась не на шутку, и отступила.

Когда Персини с семейством отбыли, Пьяри и Найна начали мыть посуду. Сарна, беснуясь и вопя, что «больше эту камини на порог не пустит», ушла отдыхать.