Мы обогнули представительный особняк - действительно красивый, цвета беж, с башенками, стрельчатыми окнами и колоннами по периметру фасада. За особняком располагалось большое рукотворное озеро квадратной формы (в богатых домах такие штуки называют "бассейн", и в них плавают, а не стирают и разводят рыбу, как вы могли бы подумать) и скромный холм, покрытый изумрудной травой. На вершине холма красовалось газебо, то бишь беседка, слегка увитая плющом. Стойки из красного дерева поддерживали черную лаковую крышу. Подножие холма опоясывали кусты роз, уже готовые расцвести. Двое зеленых гоблинов с садовыми рукавицами выше локтя деловито удобряли кусты, черпая компост из тележки, в которую был впряжен третий гоблин, зеленый, как неспелая вишня.
Милая и пристойная картина.
Думаю, гоблины вдобавок сторожили особняк по ночам. Зеленые гоблины достаточно смекалисты, умеют обращаться с простым оружием вроде пращи и дубинки, не будят своих хозяев лаем, а что касается денег, то стоят они гораздо дешевле породистых собак, и куда медленней стареют.
По дорожке из плоского желтого кирпича мы поднялись в газебо. Не скрою, наряду с прочими чувствами меня терзало любопытство: о внешности Митризена ходили самые противоречивые слухи, большей частью брехня. Те же, кто видел его воочию, предпочитали держать язык за зубами.
Он сидел на банкетке за круглым мраморным столом, перебирая какие-то бумаги - хрупкий человек со склоненной головой и длинными седыми волосами. Тонкие кисти рук выглядывали из рукавов невзрачного серого халата. Моя Денежка медленно ворошил бумаги восковыми пальцами с длинными острыми ногтями.
Братья замерли перед столом, зажав нас между собой, как двух щенков. Розовый мраморный пол холодил ноги. Олник шмыгал носом и вертелся, будто ему приспичило.
С потолка на цепях свисало несколько вазонов с какой-то пышной растительностью, а рядом с самим Митризеном покачивалась клетка, где обреталась редкостная витриумовская канарейка*; она изредка посвистывала на какой-то модный мотив.
Сервировочный столик на колесиках стоял неподалеку: их милость гроза кредиторов только что закончили принимать пищу. Ага, вот почему возница не торопился - пока нас везли, Митризен завтракал. Хотя по тарелкам этого не сказать - блестят, словно их отмыли. В одной сложены какие-то черешки вишневого цвета. Я напряг память и вспомнил:
-
Я незаметно пихнул напарника локтем. "Тут же нет эльфов, ты чего расчихался?"
Тишина. Не поднимая головы, Митризен шелестел бумагами, перекладывал их, сортировал, что-то подчеркивал острым ногтем. Так прошло несколько минут. В конце концов, мне захотелось свернуть эти бумаги трубкой и запихнуть ему в задницу.
- Предупреди вы нас заранее, я бы надел чистую рубашку и побрился.
Не слишком остро, не шибко оригинально, но не говорить же: "Да оторвись ты от бумажек, козел!"?
Движение бумаг по столу замедлилось. Руки Денежки дрогнули, голова поднялась...
-
Я испустил протяжный вздох:
- Эльф!!!
Это был, наверное, самый уродливый эльф из всех, существующих в природе. Острый загнутый вверх подбородок и крючковатый нос впечатляли не меньше, чем красная плешь ожога на половину лица. Под трагически изломленными бровями сверкал хрустальной бирюзой единственный зрячий глаз, неестественно большой и слегка выпученный, с острым, как иголка, зрачком. Второй - плоский как блин - затянула мутная пленка: то ли бельмо, то ли последствие ожога. Да, эльфы живут вечно, но не застрахованы от увечий. А бывают увечья, исцелить которые и магия не поможет. Кстати, волосы у него были на самом деле седые.