...Имеются человеческие жертвы

—  Хотите верьте, хотите нет, — сказал он — но тот товарищ, о котором мы сейчас с вами толковали, опять засветился.

—  Ну и что он, светоч наш? — спросил Турецкий.

—   Мы же, как вы понимаете, недалеко друг от друга сидим, даже на одном этаже. Так вот, пока мы с вами катались, он к моим ребятам заходил. То да се, ну, как обычно... И в частности, как бы мимоходом полюбопытствовал, на какой такой машине этот важный гусь из Москвы раскатывает. А я, между прочим, своих-то предупредил, поскольку вопрос такой как бы сам собой предполагался. Вся штука была только в одном, кто задаст. Вот оно и совпало.

—  Ну и что? — удивился Турецкий.

—   Сначала мои пошутили, мол, поскольку заказов оборонных нету, на одном заводе для него подводную лодку на колесах склепали. Вот в ней и раскатывает.

—  Ну а серьезно?

—    У меня парни ушлые. Сказали, как и было условлено, мол, пуще глаза бережем, каждые два дня тачку меняем, без охраны — ни шагу. После тех случаев мужичок малость дрейфит, непременно требует, чтобы стекла темные, и садится только сзади. Вот вчера, мол, на серой «Волге» возили, а сегодня вечером по телику выступать, так черную подадут. И капризный, между прочим. Как приехал, «вольво» или «мерседес» требовал, в «двадцатьчетверку» и не сяду, мол, уж по крайней мере, «тридцать первую» подавайте! Заколебал всех.

—  Ну и как он отреагировал?

—  А никак, говорят. Покрутился-покрутился, посмеялись и за работу — бандюков ловить.

—  Ну ладно, — сказал Турецкий. — Только тут еще один момент: коли они и правда имеют виды на сегодняшний вечер, как вы думаете, когда им сподручнее это все провернуть — при въезде на телецентр или при выезде?

—   В сущности, все равно, — сказал Коренев. — Туда машины приезжают и уезжают. Много похожих машин. Но «Волг» с тонированными стеклами пока что раз-два и обчелся. А если вдобавок она выедет за ворота минут через десять — пятнадцать, как наш общий знакомый закончит свое выступление, то узнать и выделить ее будет куда проще. Согласны?

—  Ну что ж, логично.

—   Да, и вот еще что. Операцию проводим в тесном взаимодействии с вашим другом. Я сейчас ему все передам. Они, конечно, приедут заблаговременно, на тот случай, если и те решат для верности пожаловать заранее.

—   Только прошу вас, — сказал Турецкий, — чтобы с людьми в машине все было в порядке.

—   Постараемся предусмотреть все. Все, что сможем.

81

А уже через десять минут на журнальном столике перед Турецким зашуршала оперативная, рация, и он услышал далекий возбужденный голос Грязнова:

—  Амбал, Амбал! Я Пехота!

—  Понял, Пехота! Я — Амбал, на связи, — откликнулся Турецкий.

—  Пожаловали, голубчики! На трех самокатах.

—  Ну и как? — спросил Турецкий.

В ответ последовало:

—   Ждут-с!

У всех подъездных дорожек, ведущих к большой стоянке для парковки машин у здания телецентра, а также у всех служебных выходов и у ворот здания в разных машинах сидели люди Коренева и Грязнова и брали под пристальное наблюдение все подъезжавшие транспортные средства. Не оставались без внимания и пешие люди, входившие в большой вестибюль и топтавшиеся у вертушек проходных.

Грязнов, сидевший в одной из машин и поддерживающий связь с Турецким и Кореневым, — матерый опер возобладал в нем над начальником, хотелось размяться, пусть и в плевенькой операции, — одним из первых заметил одинокого мотоциклиста на мощном «харлее», который сделал несколько кругов вокруг здания телецентра буквально минут через пять после того, как вышел в эфир сюжет с Турецким.

Он запросил другие посты, и те подтвердили, что и у других выходов остановились и чего-то ждут еще трое мотоциклистов. А у главных ворот, ведущих на территорию, прогуливается малый в подозрительно широкой куртке, а его поджидает неподалеку черный «БМВ».

—  Пехота, Пехота, я — Амбал. Ну, что там? — спросил Турецкий друга.

—  Поздравляю тебя, Амбал, — отозвался Грязнов. — Их уже четверо. Стоят у выходов, давят глаз.

—  Занятно, — сказал Турецкий, как всегда в такие моменты, он был сух и немногословен.

Время тянулось... Вот Турецкий на экране закончил последнюю фразу, улыбнулся прощально. Его закрыла пестрая заставка, предшествующая рекламной паузе.

Турецкий в своем убежище, Грязнов и Коренев в своих машинах, глядя на часы, мысленно отсчитывали убегающие секунды. Вот Турецкий покинул студию, вот прошел по коридору, вот немного постоял и поговорил с работниками вечерней смены телеканала, ответил на чьи-то вопросы, вот выкурил сигарету на лестнице, а вот уже спустился на лифте, миновал просторный вестибюль, вышел на улицу на территории телецентра, вот распахнул дверцу и сел в машину.

—  Всем внимание! Поехали! — сказал Грязнов, и его услышали в разных точках вокруг здания телецентра сразу несколько человек.