...Имеются человеческие жертвы

Вот тогда-то они и вылезли из укрытий и двинули на передовую, наводя ужас на растерянную страну, — беспредельно жестокие, не знающие сострадания, всегда и на все готовые и как бы неуязвимые. Это был совершенно новый тип криминального сообщества, поначалу решивший просто вытеснить и смести старый воровской закон. Однако лучшие головы новейшего преступного братства, посовещавшись и прокачав проблемы, пришли к убеждению, что проще и выгоднее заключить с ворьем конструктивный союз ко взаимной выгоде и ради поддержания порядка.

Среди этих лучших голов, сумевших подняться над мелким и частным ради общего и основного, был и некто известный в уголовном мире под прозвищем Адмирал. Благодаря обретенному чужой кровью, собственным потом и смекалкой авторитету в «параллельном» криминальном мире, он был коронован в тридцать три года на «сходняке» в Питере «вором в законе» и стал одной из самых засекреченных фигур в российском уголовном мире, особенно ценной тем, что его знал в лицо, по имени и по месту в преступной иерархии лишь самый узкий, предельно узкий круг лиц из числа высшего блатного общества.

Еще там, в Афгане, а может, и чуть позже именно он одним из первых почуял, куда движется страна. А это значило, что в скором времени придется менять все, весь уклад и стиль жизни, что впервые в истории появляется совершенно реальный шанс для преступного сообщества тихой сапой подмять и сделать своей собственностью целое государство, со всем его движимым и недвижимым и со всем народом.

А для того чтобы добиться этого, чтобы решить эту воистину всемирно-историческую задачу, требовалось быть на высоте, на уровне современных знаний. И хотя ему ничего не стоило привлечь и купить самые смелые и талантливые мозги страны, он, неведомо откуда выплывший в Степногорске бизнесмен средней руки Геннадий Клемешев, не погнушался и пошел учиться, закончил заочно экономический, причем учился без дураков, постигал и впитывал основы тех знаний, без которых, он уже понимал, в будущем не обойтись. Тут надо было разбираться самому, не полагаясь только на гениальных наемников, надо было петрить по-настоящему, чтобы не обвели вокруг пальца, не «кинули» как-нибудь ненароком свои или чужие. И потом, это действительно был серьезный капитал.

Он много читал, пристрастился к книжкам еще пацаном-суворовцем, и все пошло впрок и должно было принести стократную прибыль, когда пришел бы наконец его час. Он понимал и всегда говорил, что страну, то есть государственную машину, прежде чем крепко ухватиться за руль, необходимо раскачать и обескровить, ослабить во всех сочленениях и узлах, и, когда загрохотали пушки и полетели бомбы в Чечне, тот мир, которому он принадлежал и которым руководил на доставшейся ему немалой делянке, тоже не остался без навара, к обоюдному выигрышу и российских и чеченских планов. И эта общая взаимовыгодная работа временно связала предпринимателя Клемешева с влиятельными кавказскими группировками в разных регионах России, которые тоже надо было использовать в своих целях и устранить умно и грамотно — чужими или их собственными руками. С той же тактической целью Клемешев заключил союз и с чеченской группировкой в Степногорске, в городе, который он определил себе на жительство.

Причина такого выбора было вовсе не случайной.

Он любил этот город, и, заглядывая в будущее, где ему предстояло выступить в новой роли респектабельного политика, эта площадка казалась наиболее привлекательной и подходящей. Пришла пора выходить из тени и становиться тем, кем он должен был стать: народным любимцем, своим в доску парнем, который все понимает, живет и дышит одним воздухом со своим народом, хлебает с ним из одной миски и не даст в обиду, как говорится, ни вдову, ни сироту.

Он захотел, решил и стал мэром и честно оттрубил почти весь свой срок, и все знали, что их молодой мэр не нажил ни палат каменных, ни дворцов с бассейнами... И если он и считал кого-то своими реальными противниками, то это были губернатор Платов и социолог Русаков. И оба мешали ему.

Люди, жители, горожане, среднестатистические представители электората могли думать, что не кто иной, как Платов препятствует осуществлению планов и начинаний их мэра, ограничивает бюджет города — одним словом, не дает развернуться молодому градоначальнику в полную силу.

Между тем его отношения с Платовым были внешне уважительными, корректными, вполне соответствующими положению каждого. Никто не мог бы упрекнуть его, Клемешева, в нелояльности губернатору, но сам образ и стиль жизни каждого в понимании любого беспристрастного человека должны были говорить сами за себя и свидетельствовали о принципиальном различии их амбиций и характеров. Клемешев даже порой удивлялся, что такой опытный человек и прожженный политик, как Платов, не чувствует этого, не слышит тиканья пущенного в ход часового механизма этой заложенной под него мины замедленного действия и продолжает жить, как живет, согласно старым номенклатурным цековским стандартам, что, естественно, ожесточало далеко не процветающее население.