Тем временем хирург начинал злиться. Он громко издавал гортанные звуки, демонстрирующие все его недовольство. Из-под плотного передника — в таких ходят патологоанатомы на работе — он достал штопор, не менее сорока сантиметров в длину. В отличие от скальпеля на нем не было ни следа ржавчины. Наоборот, он был вычищен то блеска.
Хирург не стал медлить. Почти мгновенно он погрузил штопор в тело Анфисы. Металл вошел в плоть, как нож в масло. Хирург делал несколько отверстий. Он вставлял штопор по периметру того места, где не было кожи. Делал три-четыре оборота, а затем резко вырывал его.
Закончив проделывать отверстия, он отбросил штопор в сторону. Металл исчез под гладью крови на полу.
Ассистенты хирурга запустили свои длиннющие, крючковатые пальцы в проделанные дырки, и стали тянуть их вверх. С сухим хрустом грудина порвалась. Анфиса посмотрела туда, где только что образовалась широкая дверь в организм от шеи до лобка. Там не было ребер, которые она ожидала увидеть. Хотя это ее совсем не удивило. Сразу на поверхности лежали пузыристые легкие, покрытые рыхлой, запекшейся кровью и толстым слоем пыли. Сердце лежало посередине, между легкими, и выглядело маленьким, скомканным куском исписанной мелким почерком бумаги. Анфиса пригляделась и поняла, что так оно и есть. В отдельных местах можно было даже разобрать написанное. «РОЖ-ДЕ-НИ-Е,» — прочитала Анфиса с одной стороны. «ПРЕДАТЕЛЬСТВО,» — было написано с другой. «ПРЕДАННОСТЬ». «ЛЮБОВЬ». «ВЕРНОСТЬ». Анфиса поняла, что все события, так или иначе повлиявшие на нее, записаны на сердце. Обычной шариковой ручкой.
Под легкими были кишки. Невооруженным взглядом было видно, что ни давно перестали выполнять свои функции. Кишки высохли и стали похожи на куски спрессованного брезента, нарезанного узким полосками.
Не смотря на боль, у Анфисы возникло непонятное для нее самой желание потрогать себя. Она списала это на любопытство, но тут же задал себе вопрос, где оно было, когда ее только начинали резать? Ведь на этот раз, руки оставались свободными все то время пока ее резали, в отличие от родов, когда запястья были намертво скованны пластмассой.
Приподняв тонкий слой плоти на бедрах, она увидела, что и там нет костей. За то там была вода. Мутная вода с плавающим на поверхности тополиным пухом.
Вдруг Анфиса заметила, что на правой руке вместо ногтей у нее глаза, а на тыльной стороне ладони — рот. Настоящий рот с губами, зубами и я зыком. Анфиса попробовал заговорить. Это оказалось нелегко. Сначала рот издавал нечленораздельные звуки. Потом удалось произнести отельные буквы. Глаза хлопали ресницами, наблюдая за попытками рта сказать что-нибудь понятное. Они чутко реагировали на каждое движения языка и губ. Завершающим этапом была целая фраза. Правда, понять ее было нельзя, так как все буквы беспорядочно перемешались между собой.
За Анфисиными попытками заговорить наблюдали не только глаза на ее руке, но и голова, выросшая из потолка, существо на трех ножках, купающееся и резвящееся в крови, как ребенок в детском бассейне, хирург и его ассистенты. Как вдруг:
— Сволочи! Кто вы такие? Что вы со мной делаете?
От удивления Анфиса на секунду забыла о своей боли. Цепкие пальцы ассистентов заставили вспомнить все. А металлические прут, появившийся в руках хирурга, надо полагать все из-под того же передника, почувствовать новые болевые ощущения.
Ассистенты крепко прижимали руку Анфисы к кровати, а хирург бил ее прутом по кисти. С первого же удара он выбил большую часть зубов подвижного рта. После второго удара, рот перестал шевелиться. Он умер. Хирург это видел, но не стал останавливаться. Он продолжал монотонно махать прутом. Анфиса точно не знала, были ли в ее руке кости до того, как хирург приступил к своим решительным действиям, но то, что теперь там ничего не было — в этом она была абсолютно уверена.
Глаза на кончиках пальцев погасли в тот момент, когда умер рот. Из собственных глаз Анфисы слезы текли неиссякаемым потоком.
Хирург, довольный своей работой, стер выступивший на лбу пот. Под марлевой повязкой, закрывавшей его лицо, проступили очертания улыбки.
— Продолжай! — рявкнула голова на потолке.
Хирург засуетился. Вместо того, чтобы отбросить прут в сторону, как это было сделано со штопором, он спрятал его обратно под передник.
Ассистенты повытаскивали из-под своих халатов зажимы, и стали закреплять края раны на теле Анфисы.
После этого у хирурга в руках вновь появился ржавый скальпель. Одной рукой он взял Анфисино сердце в руку. Потянул вверх. За сердцем потянулся спиральный телефонный шнур. Такие уже давно не используют. Взвесил сердце на ладони, а потом швырнул на пол, как нечто отвратительное.
Падая, сердце подскочило несколько раз на постели, и полетело вниз, почти сразу же исчезнув в пучине крови.
Анфиса не испытала в этот раз боли. Только ощущение исчезнувшей тяжести на душе. Стоило сердцу оказаться вне ее организма, как и вся грусть с плохими воспоминаниями исчезли.