Имена

— Оуэн говорит, что «характер» происходит от греческого слова. Оно значит «клеймить» или «точить». Или «заостренная палочка», если это существительное.

— Инструмент для резки или клеймения.

— Правильно, — сказал он.

— Вот, наверное, почему по-английски «character» — это не только персонаж в книге, но еще и значок, символ.

— Например, буква алфавита.

— Оуэн напомнил об этом, да? Ну спасибо, Оуэн.

Тэпа рассмешила моя обида — недовольство отца, которого обскакали.

— Знаешь что? — сказал я. — Ты стал немножко похож на грека.

— Неправда.

— Ты еще не куришь?

Он решил, что ему нравится эта идея, и сделал вид, будто курит и разговаривает. Он произнес несколько фраз на языке об, выдуманном наречии, которое перенял у Кэтрин. В детстве она и ее сестры говорили по-обски, а теперь Тэп использовал этот язык как замену греческому или дополнение к нему.

Кэтрин вынесла нам две пригоршни фисташек. Тэп сложил ладони чашечкой, и она медленно высыпала в них одну пригоршню, подняв кулак, чтобы увеличить расстояние. Мы смотрели, как он улыбается орешкам, которые с щелканьем падают ему в руки.

Мы с Тэпом сидели на крыше, скрестив ноги. Узкие улочки сбегали к площади — там, у стен зданий, под турецкими балкончиками, которые на закатном солнце казались забрызганными вином, сидели местные жители.

Мы грызли орешки, складывая скорлупу ко мне в нагрудный карман. За дальней окраиной поселка торчала разрушенная ветряная мельница. Рельеф был скалистый, с крутым спуском к морю. Какая-то женщина со смехом выпрыгнула из ялика и обернулась поглядеть, как он качается. Ялик ходил ходуном, и женщина рассмеялась снова. На веслах сидел мальчишка, грыз хлеб.

Мы смотрели, как разносчик, обсыпанный белым, таскает в пекарню мешки с мукой, взваливая их на голову. Он положил себе на макушку пустой мешок, чтобы защитить глаза и волосы, и выглядел как охотник на белых тигров, облаченный в их шкуры. Ветер все еще дул.

Я посидел внутри с Кэтрин, пока сын мылся. Она пила пиво в сумраке комнаты, по-прежнему в майке, только платок теперь висел у нее на шее.

— Так. Ну что с работой? Где был, куда ездил?

— В Турцию, — сказал я. — Раза три в Пакистан.

— Познакомил бы меня как-нибудь с Раусером. А впрочем, не надо.

— Ты бы его возненавидела, хоть и с пользой для себя. Он бы добавил тебе несколько лет жизни. У него новое приобретение. Портфель. С виду ничего особенного. Но там есть встроенный магнитофон, прибор, который засекает чужие магнитофоны, охранная сигнализация, распылитель слезоточивого газа и скрытый передатчик с устройством слежения — не знаю уж, что это такое.

— Ты его тоже ненавидишь с пользой для себя?

— Я его не ненавижу. С чего мне его ненавидеть? Он дат мне работу. Хорошо оплачиваемую. И я получил возможность видеться с семьей. Как иначе я мог бы видеться со своими родными-эмигрантами, если б не Раусер и не его работа и не эти его оценки риска?

— Он тебе добавляет жизни?

— Я доволен. Это интересная часть света. Я чувствую, что вовлечен в события. Конечно, иногда я смотрю на все с другой точки зрения. С твоей, очевидно. Это просто страховка. Самые крупные и богатые корпорации в мире защищают свои вклады.

— Это моя точка зрения?

— Позволь узнать, что ты теперь ненавидишь?

— Должно быть что-то важнее твоей компании. Вот и все.

— Например, оргазм.

— Ты долго ехал, устал. — Она глотнула из бутылки. — Видишь ли, я как бы не доверяю идее вкладов еще больше, чем самим корпорациям. Все время говорю «как бы». Тэп меня ловит. В этом вашем инвестировании есть что-то подловатое и стыдное. Глупая мысль, да? Насилие над будущим.

— Поэтому курсы акций печатают мелким шрифтом.

— Подловатое и стыдное. Как у тебя с греческим?

— Ужасно. Еду за границу на три дня и все забываю. Одни только цифры и выучил.

— Цифры — это хорошо, — сказала она. — С них лучше всего начинать.

— Недавно в кафе вместо курицы-гриль попросил куриного дерьма. Правда, официант все равно ничего не понял — спасибо моему произношению.

— Откуда ты знаешь, что попросил дерьма?

— Я был с Мейтлендами. Чарлз аж подскочил. Ужинать будем?

— Пойдем на пристань. Ты номер снял?

— Номер для меня всегда готов. Когда мой пароход показывается из-за стрелки, его встречают пушечным выстрелом.

Она протянула мне бутылку. Работа на раскопках явно утомила ее физически, все руки у нее были в ушибах и ссадинах, но в ней ощущался и заряд энергии, она точно светилась, потрескивала статическим электричеством. Должно быть, иная усталость сродни Божьему благословению. Впрочем, благословение Кэтрин было в буквальном смысле земным — оно исходило от той самой земли, которую она так тщательно просеивала в поисках следов огня и черепков. Сам я не видел в этом ничего интересного.