Имена

Арамейский не входил в семерку языков Возданика, но ему доводилось слышать его на христианской литургии. Сектанты жили в двух пещерах над деревней. Они избегали людей, их видели редко, за исключением одного, который время от времени спускался на улицы и говорил с детьми. Обиходным языком был арабский, на нем учили в школах. Но этот человек пытался говорить по-арамейски, что забавляло детей. Понятно, отчего остальные не совались в поселок. Они постоянно были настороже, ждали кого-то или чего-то.

— Они преследуют вас, как мрачная тень, — сказал Возданик.

Когда они ушли, в одной из пещер обнаружили труп мужчины, деревенского жителя, — грудь испещрена порезами и уколами, везде кровь. Сектанты были светловолосы, некоторые с голубыми глазами, и потому вначале их приняли за друзов — членов мусульманской общины, живущей в горах на юге страны. Казалось, это убийство на религиозной почве. Но повод? Не было ни ссор, ни оскорблений. И почему на лезвии грубого железного орудия, которым убили жертву, высечены ее инициалы?

Возданик помолчал, его грустное лицо висело в дыму.

— Если вы хотите навредить врагу, надо уничтожить его имя, такое было в истории. Египтяне выцарапывали имена своих недругов на глиняных сосудах. Разбиваешь горшок — наносишь большой вред противнику. Все равно что перерезать ему горло.

Нам трудно было уследить за тем, что он говорил. Возданик знал текстуру здешних мест, историю, традиции, диалекты, разбирался в цветах глаз и кожи, повадках и манерах держаться, в бесконечных сочетаниях характерных черт. Мы подались вперед, ловя его слова, напрягаясь, чтобы понять.

Он заказал еще арака. Я налил туда немного воды — арак помутнел, в нем заклубилось облако осадка. Возданик кружным путем вернулся к раскопкам, сумеречному фону, шепоту ислама, оккультным раввинским учениям, гигантскому туманному полотну, сотканному из предписаний и галлюцинаций. Иконы, испускающие свет, пряди волос из бороды пророка. Он верил во все это.

Помедленнее, сказали мы. Не торопитесь, дайте нам шанс понять правильно.

Напористые расспросы Вольтерры приводили его в замешательство. Было ясно, что у него мало ответов. Он никогда не задумывался о таких вещах — с чего бы? Привлекший нас культ был лишь одной из множества загадок в здешних краях. Эти сектанты были для него малоинтересны, если учесть то, где он жил, что знал о тайных убежищах, фанатиках с длинными ножами, мертвецах, которые встают из могил. Он поведал нам еще о двух культовых убийствах — об одном из них, в Вади-Рум, мы уже знали, хотя его версия слегка отличалась от нашей.

Он подобрал последние крохи еды с тщательностью, почти лишенной вожделения. Сказал арабу за соседним столом что-то непонятное. Мальчик принес новую порцию арака.

— Добрые слова обезоруживают их, — сказал нам Возданик.

— Кого?

— Арабов. Если ты мягок с ними, всегда добиваешься чего хочешь.

Он предложил нам сигареты. Из туалета вышел человек с тростью, одетый в черное. Половину его лица закрывал платок. Над нашими головами стлался дым.

— Где они теперь? — спросил Фрэнк.

— Я ничего не слышал.

— Как вы думаете, их одна группа, две?

— Я слышал про три убийства, видел одну пару голубых глаз.

— Инициалы на ноже были арамейскими?

— Этого я не знаю.

— Существует вообще арамейский алфавит?

Пожимает плечами.

— Писать на этом языке уже никто не умеет. Остались только звуки. Он путешествовал по истории вместе с евреями. Был в ходу сам по себе, смешивался с другими языками. Упрощался. Его питала религия и религия же свела на нет — пришел ислам, арабская речь. Поток языка — это Бог.

И еще.

— Алфавит — это мужское и женское. Если знаешь правильный порядок букв, ты создаешь мир, в твоей власти творение. Вот почему их порядок скрывают. Если знаешь истинную комбинацию, ты хозяин всей жизни и смерти.

Он закурил очередную сигарету, оставив в пачке последнюю.

— Пища на завтра, — объяснил он. Робкая улыбка.

Завтра, если мы захотим, он покажет нам арамейскую надпись на стене сирийской церкви. Проводит в Вифлеем, в Иерихон. Колонны в аль-Аксе — это колонны крестоносцев, сказал он. Мохаммед вознесся на небо с Купола Скалы.

Когда он ушел, мы засиделись за выпивкой и разговором и, выбравшись наконец на улицу, не сразу сообразили, в каком направлении искать гостиницу.

— Давай разберемся, — сказал я. — Был некто Тексье.

— Он не имеет значения.

— Притормози. Надо было уйти вместе с Воздаником. Всегда уходи с проводником. В здешних переулках полно религиозных фанатиков.

— Про того археолога можешь забыть.

— Ладно. Перейдем к секте. Где они были?

— Где-то в Сирии, — сказал Фрэнк.

— Кто такие друзы?

— А что все это за языки, о которых он толковал? — отозвался Фрэнк. — Черт, неужели я не спросил про молоток?

— Я думал, он говорил на древнееврейском.

— Кто?

— Иисус.

— Он не имеет значения. Забудь про него, забудь, что он говорил. Надо сосредоточиться на главном. Я спрашивал о здоровье жертвы?

— Он был мертв, Фрэнк.

— До того, как его зарезали. У него было слабоумие, рак?

— Он был не очень здоров. Это один из симптомов смерти. Если серьезно, где мы? Надо было выйти из вороти найти такси.