Имена

— Они разбудили во мне чувство, — сказал он, и мы оба рассмеялись.

На другой день я спустился вниз с саквояжем, и стоящий в полумраке консьерж покрутил в воздухе рукой, осведомляясь о моем пункте назначения.

Китай, сказал ему я, Кина, поскольку не знал, как по-гречески будет Кувейт.

В аэропорт я поехал с Чарлзом Мейтлендом: он летел в Бейрут, где появилась вакансия в службе безопасности Британского посольства.

— Я говорил Энн. Они все время меняют названия.

— Какие названия?

— Те, с которыми мы выросли. У каждой страны был свой образ. Взять хотя бы Персию. Мы выросли с этим словом. Какая богатая картина стояла за ним! Безбрежный песчаный ковер, тысяча бирюзовых мечетей. Необъятность, жестокая слава, простирающаяся в прошлое на тысячелетия. Вот что такое имя. Сколько их поменяли — с десяток, если не больше, а теперь и до Родезии добрались. Родезия — это что-то значило. Как там ни судите, хорошо оно или плохо, а название было говорящее. И что нам предлагают вместо него? Я называю это лингвистическим высокомерием, так я ей и сказал. А она обозвала меня шутом. Она-то не помнит тех времен, когда Персия была Персией. Впрочем, она моложе, верно?

Мы миновали Олимпийский стадион.

— Тут что-то есть. ей-Богу. Этакая всеподавляющая надменность. Все переиначить, переименовать. Что нам оставляют? Этнические определения. Комплекты начальных букв. Это работа узколобых бюрократов. Я воспринимаю такие нововведения как личную обиду. Нам отменяют прошлое. Всякий раз, когда из праха возникает очередная народная республика, мне кажется, будто кто-то бесцеремонно влез в мое детство.

— По-вашему, Леопольдвиль лучше, чем Киншаса?

— Нынче мода на слоганы. На захолустные диалекты.

— Зимбабве, — сказал я. — Похоже на товарную марку.

— Вот видите, это она и есть.

— Что?

— Реклама, товарная марка.

Наш водитель плавно затормозил в хвосте длинного ряда такси, растянувшегося по шоссе. Вдоль разделительной полосы шла женщина с ребенком-калекой, просила милостыню. Освещение изменилось. Мы почти доехали до аэропорта, когда Чарлз заговорил снова.

— Я слышал о танце живота.

— Ага.

— Удачный вечерок, да?

— Вы ее знаете?

— Я знаю ее мужа, — сказал он. Когда он посмотрел на меня, его губы были плотно сомкнуты, а подбородок тверд, и я подумал, что вокруг нас с ним сложилась почти симметричная схема дружеских связей и супружеских измен. Мы вошли через стеклянные двери в неумолчный шум терминала.

Два телефонных звонка.

Первый раздался в ночь моего возвращения из Кувейта. Телефон прозвонил дважды, потом смолк. Чуть позже он зазвонил снова. Я все равно не мог уснуть. Было два часа пополуночи, ставни хлопали на ветру.

Голос Энн.

— Вы удивлены, естественно.

— С вами все в порядке?

— Со мной да, но я все откладывала, откладывала.

— Чарлз еще в Бейруте?

— Задерживается. У нас там друзья. Все у него нормально. Это касается не Чарлза, да, в общем-то, и не меня.

На миг мне почудилось, что она хочет прийти. Я уперся взглядом в деревянную столешницу, на которой стоял телефон. В тишине перед ее очередной репликой я постарался как следует сосредоточиться.

— Это насчет того человека, с которым я встречалась. Вот о ком я хотела поговорить.

Я подождал, потом сказал:

— Андреас. Вы его имеете в виду.

Она тоже помолчала.

— Интересно. Значит, вы в курсе. — Пауза. — Да, я хотела поговорить о нем. Я вас разбудила? Как глупо звонить в такой час. Но я уже не могла терпеть. Бессонница замучила. И я решила, что должна вам сказать. Может, все это чистые фантазии, ну а если нет? — Пауза. — Как интересно, что вы в курсе, Джеймс.

Голос был хрипловатый и слабый. Наверное, она сидела под той африканской маской со стаканом в руке.

— Мы говорили о вас, — сказала она. — Он часто спрашивает. Как-то раз спросил, кем вы работаете. А еще про ваших друзей, и что делали раньше — словом, всякие мелочи, более или менее органично вписывающиеся в разговор. Сначала я не обращала внимания. Мало ли о чем болтаешь. Но недавно мне стало казаться, что вы неспроста его интересуете. Что-то появилось в разговорах. Какая-то напряженность. Странная тишина, когда он ждет моих ответов. И смотрит на меня. Я стала замечать, как он смотрит. Он ведь все время настороже, правда?

— Мне нравится Андреас.

— Он продолжает спрашивать о вашей работе. Я сказала ему, что у меня самое туманное представление о том, чем вы заняты. Хорошо, он меняет тему. Но рано или поздно она всплывает снова, причем на сей раз вопрос ставится чуть прямее, даже немного неуклюже. «Почему его главная контора находится в Вашингтоне?» — «Откуда я знаю, Андреас. Спроси у него самого». Он явно считает, что вы заслуживаете внимания.

— А в тот вечер, когда мы вместе ужинали, он принял меня за Дэвида Келлера. Вы тоже были с нами. Помните, как он нас перепутал? Посчитал меня беспринципным банкиром.

— Он упоминает что-то вроде «Северо-Восточной группы».

— Это фирма, для которой я работаю. Часть гигантской корпорации. Полностью подконтрольная компания — так, по-моему, это называется.

— Могу я спросить, Джеймс, чем именно вы занимаетесь? Не ваша компания, а вы. Когда разъезжаете.