зима струилась вязко как сметанагде кое-что на гулком этажея сторожил а ты была светланаили марина может быть ужев очакове где ты жила положимпрорабу или отчиму женойя всю судьбу приоткрывал прохожиммою с твоей наташа боже мойв ладонях небо стыло и немелобез выдоха наружу но внутривход в гастроном там слово рубль имелостаринный смысл и означало трикогда я кербер первому авернукурировал свой вверенный объектв очакове неверную царевнуласкал прораб и требовал обедповелевал а я пока разлукана улице из солнца и стеклатвой иероглиф выдыхал без звукамари тама ната но вся светлав бреду сображникам по равнодушьюгде радость без тринадцати ценаизображая как на шелке тушьюлюбви пленительные именая не солгу как в те снега когда-тосквозь всю необъяснимую странуты повела меня на цвет гранатана вкус его и с чем подать к столуно скоро старость обесточит памятьобратный мост не выстроить из строкдай разлюбить тебя так проще падатьнам с дерева когда настанет срок
«шелк этих яблонь нашествие этих вишен…»
шелк этих яблонь нашествие этих вишенкак мы живем на миру как шумно дышимсеверный свет серебрист тиражами в лужедаже не мы никакие но жадно вчужедрожью наморщено сердце в молочной кожепо двое по одному но и реже тожекаждый наплачется всласть если нежно раненмежду разлукой и невозможным раемредко жалели раньше какие сталибога бы всем да нельзя остаемся сами