Именами вашими стоим

Шурша тяжёлым подолом расшитого золотом платья, в залу быстро вошла Нина Петровна. Следом за ней, еле поспевая, семенил ножками Пётр Фаддеич Лошкарёв. Он был обут в щегольские английские сапожки для верховой езды, а туловище было затянуто в модную куртку, опять же английского кроя. Пётр Фаддеич считал себя англоманом.

– Ниночка, я же ведь не лошадь, – отдувался он, – мне за тобой не угнаться.

Его розовые щёчки и чело ещё хранили на себе остатки девственного сна. Да, собственно, он и сейчас бы пребывал в объятьях Морфея, если бы не разбудил сам себя звуком, вырвавшимся наружу из недр его внушительного чрева и напоминающим отдалённый раскат грома.

В целом он выглядел очень свежим и отдохнувшим. А в такие минуты Петру Фаддеичу хотелось быть рядом со своей Нинетт, говорить ей что-нибудь эдакое и приятное, и изредка целовать при этом кончики её пальчиков. Но жена, не обращая на него ни малейшего внимания, устремилась к Францу:

– Пойдёмте танцевать, Франц. У нас там как раз лишнего не хватает.

Лошкарёв, изловчившись, попытался поцеловать пальчики своей жены, но она отмахнулась от него, как от назойливой мухи.

– Ниночка! – Лошкарёв обиженно засопел.

– Отстань! Идёмте же, Франц! Вы так прелестно танцуете! А то вот это английское подобие мне все ноги отдавило. Двигается, как слон!

– Ниночка!!! Почему же именно, как слон?

– Ну, как бегемот! Франц, там уже мазурку заиграли!

– Да, но… – Рит, глядя на игорный стол, боролся с искушением.

– Ступай, ступай, голубчик. – Беэр махнул рукой в сторону танцзала. – Сидя за этим столом праведником не станешь!

– И то верно, – хохотнул Леубе, тасуя колоду карт. – У кого есть, тому дадим ещё, а у кого нет – и что имеется отнимем. Так, Пётр Фаддеич?

Лошкарёв, почувствовав вдруг сильную изжогу, что-то простонал ему в ответ и, проводив взглядом свою упорхнувшую половину, обречённо стал набирать себе карты.

Булгаков сидел один на диване в малой гостиной. Вся мебель в этой небольшой комнатке была сделана под заказ в мастерской короля французских мебельщиков Андре Шарля Буля. В руках Николай Иванович держал крохотную музыкальную шкатулку, отделанную перламутром и шпоном редких пород деревьев. Елизавета Андреевна была большой любительницей всяких экзотических безделушек, стоивших немалых денег, и заполонивших большинство комнат этого дома. Был первый час ночи, а вчерашний день всё никак не мог закончиться.

Николай Иванович зевнул и приоткрыл крышечку шкатулки. Звуки приятных на слух маленьких колокольчиков разнеслись по всей гостиной. Под незамысловатую мелодию в центре шкатулки кружилась миниатюрная женская фигурка, а такой же крошечный кавалер, без устали опускаясь на одно колено, предлагал ей букетик цветов.

В течение всего вечера Пох буквально преследовал капитан-поручика. Булгаков чувствовал на спине его взгляд, злой и какой-то подкарауливающий, словно бы выжидающий момента для удара. Поха он не боялся, но от всего этого был неприятный осадок.

Николай Иванович прикрыл глаза и уже через несколько мгновений задремал. Он не слышал, как открылась дверь и как кто-то тихо вошёл. В это время он был далеко. Он видел себя маленьким мальчиком, качающимся на качелях. Чьи-то сильные руки раскачивали его, поднимая всё выше и выше, но он не боялся, наоборот, он кричал: «Ещё! Ещё!» Очнулся Булгаков оттого, что кто-то стоял рядом и смотрел на него.

«Пох! – Не открывая глаз, подумал он. – Сейчас вышвырну его в окно».

Слегка приоткрыв веки, капитан-поручик увидел Елизавету Андреевну. Она стояла перед ним с каким-то странным выражением лица, словно боялась, что её здесь застанут, и в тоже время была полна решимости смотреть на него жадно, не таясь.

– Вы пользуетесь моей беззащитностью.

От неожиданности глаза её слегка расширились. Поняв, что раскрыта, Елизавета Андреевна, от досады слегка прикусив нижнюю губу, как ни в чём не бывало уселась в кресло напротив. «Почему я не замечала раньше, что у него такие глаза? И брови красивые. Дура, уходи отсюда! Ведь обязательно кто-нибудь мужу донесёт, что видели нас одних»!

Елизавета Андреевна, аккуратно расправив складочки на своём платье, с лёгким смущением посмотрела на Булгакова.

– Николай Иванович, Вы меня за весь вечер даже и потанцевать не пригласили. Исправляйтесь немедленно, пока я не передумала. Или вы решили разом испортить со всеми отношения? Так вот со мной у вас этого не выйдет, даже не надейтесь.

Булгаков молча смотрел на неё.

«Сколько ей лет? Двадцать пять, не больше. Очень красива. Такая, если захочет, любого согрешить заставит. А я ведь не монах, чёрт возьми! Очень может быть, что генерал-майор Беэр будет иметь все основания считать меня своим личным врагом… Помимо всего остального».

С тех пор, как их представили друг другу, они впервые остались одни, и Елизавета Андреевна вдруг очень остро почувствовала, что сейчас она способна на такие поступки, которые совсем недавно казались ей верхом неприличия. Ее глаза слегка потемнели, сердце учащённо билось, вздымая грудь.

Булгаков улыбнулся.

– Надо быть просто безумцем, чтобы портить отношения с вами, Елизавета Андреевна.