Полковник поинтересовался, не высказывали ли Максим и Дмитрий когда-либо прежде желание выехать за границу, нет ли у них там родственников, знакомых, не было ли каких-либо деловых или научных связей с зарубежными фирмами или частными лицами, наконец сказал;
— А как вы думаете, каковы мотивы этой провокации? Почему Колесниковым и Зориным так заинтересовались зарубежные спецслужбы?
— Ну, это же яснее ясного, — ответил Зорин. — Впрочем, вы, очевидно, не совсем в курсе дела. Максим Колесников провел несколько лет на внеземном космическом корабле, где приобрел массу чрезвычайно важных знаний и главное — полностью разработанную идею о том, как с помощью нейтрино сделать стабильными любые радиоактивные изотопы, то есть практически прервать радиоактивный распад. А это — прямой путь к уничтожению ядерного оружия. Ну, а сын мой, Дмитрий Зорин — физик-ядерщик. Нейтрино — главный объект его научных исследований, которые, кстати, тоже велись в основном с целью выяснения роли этих частиц в устойчивости атомных ядер. Поэтому оба они и полетели в институт ядерной физики. И если западные спецслужбы знали это, то сами понимаете…
— Н-да… произойди этот разговор хотя бы днем раньше… Но что теперь об этом говорить! А как вы думаете, кто-нибудь, кроме Колесникова и Зорина, сможет воспроизвести и претворить в жизнь эту идею?
— Нет, никто, — подала голос Таня. — Впрочем, в Вормалее остались информационный диск и кое-какие бумаги Максима Владимировича, и если б удалось их разыскать…
— Вы считаете, что это возможно?
— Для меня — пожалуй, для всякого другого — почти исключено. Но разве… — Таня глотнула слезы. — Товарищ полковник, неужели не осталось никакой надежды?..
— Ну, почему же! Мы сделаем все возможное. Но вам придется собрать все мужество. Враг может пойти на что угодно, даже здесь, по отношению к вам. Поэтому — максимум осторожности. В случае чего — немедленный звонок к нам. Вот номер моего телефона. — Он устало прикрыл глаза рукой, давая понять, что разговор окончен, Зорин и Таня молча вышли из кабинета.
— Что же теперь будет, Андрей Николаевич? Чем все это кончится? — вырвалось у Тани, когда они снова оказались на улице.
— Я думаю, наше правительство действительно сделает все возможное, чтобы добиться их освобождения. Но враги, конечно, не остановятся ни перед чем.
— И вы полагаете… — начала она дрогнувшим голосом и замолчала, боясь выговорить самое страшное, что могло произойти.
— Нет, любое физическое насилие я исключаю. При отсутствии документальных данных они нужны им живые и невредимые. Но, исчерпав все посулы и обещания, враги могут пойти на любой шантаж и прежде всего будут шантажировать их нашей безопасностью: моей, вашей, вашего сына. Поэтому я посоветовал бы вам оставить квартиру на этой далекой улице Фоменко и перебраться в здание санатория. Я выделю там комнатку.
— Спасибо, я подумаю. Но что нам теперь делать?
— Что делать? Вам — беречь сына. Ну, а мне… Мне — по возможности беречь вас…
— Милый, добрый Андрей Николаевич! А кто позаботится о вас?
— В моем возрасте, Танюша, человек должен научиться заботиться о себе сам.
А на следующий день утром, еще до начала работы, она вошла к нему в кабинет и положила на стол заявление.
— Что это, Таня?
— Разрешите мне пойти в отпуск, Андрей Николаевич?
— В отпуск? Сейчас?
— Да, я решила ехать в Вормалей.
— Зачем?
— Только я могу теперь разыскать диск и, может быть, расшифровать заключенную в нем информацию. Ведь у меня тоже есть элемент связи.
— Но вы недооцениваете всей опасности задуманной предприятия, рискуете жизнью.
Она вздохнула:
— Что моя жизнь после всего, что произошло! Это нужно, Андрей Николаевич. И потом — я должна видеть диск хотя бы для того, чтобы удостовериться, что Максим еще жив. Вы слышали, что он сказал?..
— Да. Но как вы думаете найти этот диск?
— Попробую разыскать Силкина. Я хорошо знакома с ним.
— А если Силкина нет в живых?
— Всех «если» не предусмотришь. Там, на месте, будет видно. Не удерживайте меня, Андрей Николаевич.
— А как же сын, Таня?
— Я поеду с ним.
— И все-таки вы идете на страшный риск. Эти люди…
— Эти люди не знают меня. А в Вормалее живет моя тетка. Я еду навестить ее. Что в этом подозрительного? Нет, я еду, еду! Это дело решенное.
— Ну, что же, в таком случае… В таком случае я тоже постараюсь выхлопотать отпуск и поеду с вами.
— Спасибо, Андрей Николаевич. Признаться, в глуби не души я надеялась на это.
Зорин полистал календарь:
— Когда вы хотели бы выехать?
— Как можно скорее, вы же понимаете…
— Тогда так… Слушайте меня внимательно. О вашем отъезде не должен знать абсолютно никто. Не говорите этого пока даже Вове.
— Да, конечно.
— Далее. Весь свой багаж сегодня в течение дня небольшими частями переправьте сюда. О чемодане я позабочусь.
— Я возьму лишь самое необходимое.
— Все равно. Багаж отправим отсюда с вещами отдыхающих прямо в аэропорт на нашем автобусе. Сами же вы с Вовой завтра, утренней электричкой, поедете в Подкумок на дачу Ивана Спиридоновича. Вы бывали там?
— Да, я знаю эту дачу.
— Отлично. Завтра как раз суббота. Ваша поездка будет вполне естественной.
— А вы?