Именем Ея Величества

— Эй, уволь! — Царица выдавила усмешку. — Богатый был староста? У меня наследство богаче. Ты права, Аннеле, свара, смертоубийство. Но староста умер, ему всё равно, а, девочки? Пока был живой, сыновья в рот смотрели папе. Так и мне… Пускай смотрят.

Торжествующий вид самодержицы показывал — решение окончательно.

Двумя днями позднее Горохов выспросил фрейлину Крамер. Вручил мзду, занёс разговор в секретный рапорт, слово в слово.

Данилыч не кривил душой, убеждая Екатерину, — лишь сгущал краски устрашения ради. Кто более близок к гвардейцам, к матросам? Что им Анна? Детей у них не крестит, холодна, вскинет голову с накрученной французской башней — и мимо. Царевна Несмеяна… Женская власть на Руси непривычна, супруга Петра исключение. Царевичу присягнут охотно, к тому же с надеждой избавиться от иноземцев.

Император Карл о своём интересе даёт понять ясно устами Рабутина. Посол всё более пленяется княжеской кухней, Ореховой комнатой, где витает дух великого суверена, где есть некое таинственное амбре, столь благоприятное для бесед конфиденциальных.

— Поделитесь, мой принц! Ваш повар… Что он проделал с мясом?

— Угадайте!

— Пытаюсь… Ощущение бесподобное, райское, уникальное. Кусок тает на языке, вкус… Затрудняюсь определить. Все пряности мира…

Приступать сразу к делу после столь утончённого наслаждения было бы невежливо, да хозяин и не торопит. Он тоже, откинувшись в кресле, поглаживает живот, радушно смеётся.

— Со всего мира? Помилуйте, экселенц, две-три приправы! Так и быть, скажу. Мясо, конечно, самое лучшее. Во-первых, обмазать мёдом. Рецепт наших предков. Мёд смешан с перцем, заметьте! Малость обжарить, затем опять той же смесью и жарить с луком, да почаще поливать красным уксусом.

— Красным? Уксус, мёд… Поразительно! Кстати, в Козелле у бывшей владелицы кухня была высокого класса. Но вы… О, при вас город станет столицей гастрономии!

— А Вена, экселенц? Подозреваю, ей Козел конкурент нежелательный.

— Нет, нет, ошибаетесь! — засмеялся Рабутин. — Вы заждались, друг мой, процедуры тянутся и, кроме того… Между нами… В Вену проникли слухи… Безусловно, её величество вольна поступать, как ей угодно, но царевич не чужой императору, и естественно… Он обеспокоен.

Светлейший подался вперёд, он даже протёр глаза, вскинул брови, выражая крайнее изумление.

— Мы дали повод? Какой же?

Темнит посол. Не слухи, а собственные его писания достигли императора. Чего наплёл? Пусть выскажется.

— Я сам в недоумении, мой принц. Возможно, мы информированы неверно. Дай Бог, если только слухи! Его величество чрезвычайно симпатизирует царевичу. Отстранение его как наследника осложнит наши отношения. Осложнит во многом. Я говорил Остерману… На вас, мой принц, император рассчитывает особенно.

— Весьма польщён, экселенц.

— Это не всё. Слышно, её величество остановила свой выбор на дочери. Весьма неприятно… Голштиния усилится до такой степени, что… может стать опасной для нас. Император весьма озабочен.

— Так что вы хотите от меня, экселенц?

Вопрос риторический, понятно же чего. Светлейший готовил эффект. Приосанился, расправил плечи.

— Заботы его величества — это и мои заботы. Мы союзники. Говорите, говорите!

— Равновесие в германских землях легко нарушить. Нрав Карла Фридриха непредсказуем. Он кукла в руках Бассевича, человека, скажем… весьма непостоянного.

Жестом владыки обвёл Данилыч Ореховую комнату, будто тронный зал свой.

— Пока я здесь, — он выдержал паузу, — Карл Фридрих ничего не посмеет… Я не дам ему ни одного солдата, ни в Петербурге, ни в Голштинии. Доложите от меня его императорскому величеству! А касательно царевича… Он есть прямой, законный наследник, это неизменно.

— Рад слышать от вас. Именно от вас… Так вы сказали, жаркое обмазано мёдом?

Сузил заплывшие глазки, о деле будто забыл, рабутинская манера. Краткость ответа смутила. Что прямой, законный, — давно известно.

— В умеренной дозе, экселенц. Да, наследник. Но он ещё очень молод. Для вас не новость — её величество вправе назвать преемника, не считаясь со степенью родства. Любого из фамилии, способнейшего… Мудрый указ покойного монарха.

Вот тебе перцу, — подумал князь. Чересчур обнадёжить — продешевить. Морщится дипломат, действительно горького хватил.

— Значит, всё-таки… Слухи, выходит, имеют почву. Однако, если вы употребите старание…

— Увы, я не могу продиктовать ей завещание. Я намекнул однажды… Она ответила весьма гневно, что умирать не собирается. Дай Бог ей многих лет жизни.

— Многие лета, — подхватил посол. — Ах, как вспомню!.. Я был в ужасе… Счастье, что при ней оказался Рауш. Иначе… Кто знает, мой друг, все мы смертны.

Грустно потупился. Затем, словно очнувшись:

— Его императорское величество желает добра России. И вам лично, принц. Случись непоправимое, он не хотел бы видеть Карла Фридриха… в качестве регента при малолетнем царе.

— А кого хотел бы?

— Скажу вам прямо. Вас, мой друг. Он полагает — вы сумеете обуздать герцога. Только вы… Сохраните стабильность в России. Интерес также и наш, мой принц.