Именем Ея Величества

Грамотей, представленный настоятелем, оказался сведущим в строительном ремесле. Тем выше ему цена. Нет более послушника — в Петербурге, у растущих зданий Александро-Невской лавры, управляет работами отец Феодосий, шумливый, вспыльчивый, к лентяям беспощадный. Понукать его, проверять излишне, губернатор Меншиков не нахвалится. Храм воздвигнут, освящён. И вскоре снята поповская ряса — Феодосий быстро, шагая через ступени, восходит по иерархической лестнице. Настоятель, затем архимандрит в лавре и ещё в Новгороде, член Синода…

Внезапно ночью зазвонили колокола новгородских храмов, будто сами собой. Дошло до царя. Феодосий тщетно пытался найти виновных.

— Ежели не натурально, — доложил он, — и не от злохитрого человека, то не от Бога.

— От дьявола, что ли? — потешался Пётр.

— Дьявол во образе людском, — уточнил архипастырь. — Злы на тебя большие бороды.

Так прозвал самодержец бояр церковных. Лютуют, подкармливают кликуш, странников, дабы сеяли недовольство. Феодосий ишь ведь что завёл — греко-славянскую школу, приобщает не токмо к христианству, но и к язычеству, свирепо ревизует приходские школы — не угодны ему наставники. Выучил новых взамен невежд, пьяниц, воров, печатает грамматику российскую — тысяча двести оттисков.

Задумана коронация Екатерины. С кем, как не с Феодосием, верным другом, обсудить подробно обряд? Зван митрополит на беседы келейные, зван и к столу их величеств. Во время болезни царя он в спальне почти ежедневно совершает молебны, провожает Петра до небесных врат.

Не стало Петра — и Феодосия как подменили. Мало ему трёх должностей, достоин большего — быть главой церкви. Сан патриарха упразднён, о сём сожалеет — что ж, согласен и на президентство в Синоде. Потребовал на собрании прямо, с руганью. Поддержки не встретил, взбеленился пуще — пеняйте, мол, на себя, поеду к царице, добьюсь.

Екатерина встаёт поздно, нарушать её сон настрого запрещено. Стража остановила предерзкого. Офицер урезонивал — пропуска нет никому, даже его светлости князю Меншикову.

— Плевал я, — распалился Феодосии. — Тьфу! Ваш светлейший мне в ноги повалится. Я выше его… Не ведаешь? Дураки вы, свиньи безмозглые, овцы шелудивые.

Поворотил назад.

Через неделю царица позвала озорника к обеду, рассчитывая пожурить и утихомирить. Отказался письменно.

«Мне быть в доме ея величества быть не можно, понеже я обесчещен».

Вдругорядь попросила.

— Не пойду, — ответил он нарочному. — Вот коли изволит прислать провожатого.

Не дождался. Меншиков сказал царице твёрдо — хватит терпеть бесчинства. К Феодосию явились в холодный, слякотный апрельский день гвардейцы. Бесновался преосвященный, драться лез — скрутили.

Обнаружилось то, о чём прежде из страха перед ним люди молчали. Архипастырь брал иконы в церквах, обдирал оклады, серебро плавил и хранил в слитках. Образ Николая Чудотворца зачем-то ещё и распилил. Прихожан сбил с толку — клял иноземцев, лютеранские обычаи, однако он же осквернил мощи святые — дал подержать лютеранину, голштинскому гостю. Уважение к Феодосию в народе истощилось. В просторечии он Федос, под этим именем значился в бумагах Тайной канцелярии, где ему выворачивали суставы.

В поборах, хищениях он признался, но есть и горшие вины. Покойного государя, милостивца своего, хулил гнусно. Царь-де тираном был над церковью. Штаты церковные переделал, отменил патриаршество [100], оттого не дал Бог веку — умер рано. Воевал-де он из тщеславия, жаждал крови. Духовенство утеснял, и стало так, что овцы над пастырями власть забрали. Русские как были, так и теперь идолопоклонники, нехристи, хуже турок даже.

«Скоро гнев Божий снидёт на Россию, и как начнётся междоусобие, тут-то и увидят все, от первого до последнего». Меншикову два раза перечитали это — почуял нечто недосказанное. Ушакову, начальнику Тайной канцелярии, сказал:

— Что увидят? Прощупай!

Имеются и другие странности в речах Федоса. Угрожал её величеству, есть свидетели. «Трусит она и ещё будет трусить, малость только подождать…» Донёс Феофан Прокопович, свидетель надёжный.

Как понять?

Ополоснутый водой из ушата, Федос выдавил — нагрянут-де к нам австрийцы, прорва денег у них, то цесарское жалованье для партии царевича. Откуда ему, Федосу, сие известно? Стало быть, сам в той партии состоит. Кто же сообщники? Что против её величества умышляли? Жечь его, кнутом лупить, терзать до полусмерти, покуда не скажет.

И ещё вопрос… Колет язык светлейшему, будто самого пытают. Может, умирающий царь нечто Федосу изрёк — на исповеди либо в иной момент, наедине… Другое решение насчёт передачи престола. Чем он, Федос, и пугать намеревался царицу, шантажировать, дабы церковь святую подмять.

Вопрос обоюдоострый, страшный… Стены толстые, глушат и вопли, но слишком много ушей. Генерал тут, палач, подручный его, истопник. Да что бы ни ответил арестант, раз ты спросил, значит, имеешь сомнения. Нельзя, нельзя…