Именем Республики

Поезд умчался, унеся с собой часть Пантушкиного сердца. Куда поехали эти разные люди? Зачем? В поисках ли счастья, от нужды ли или по другим причинам? Как бы там ни было, а Пантушка завидовал этим людям, несущимся навстречу тому новому, что открывает перед ними стремительный бег поезда по необозримым просторам России, которой нет ни конца ни края.

Задумался, размечтался Пантушка, не заметил, как перед ним появился человек с винтовкой, строго спросил:

— А ну, кто такой?

Пантушка не сразу опамятовался, не сразу ответил.

— Я-то? — спросил он, разглядывая человека с винтовкой. — Я-то Пантушка... Пантелей Бабин из Успенского.

— Откуда?

— Из Успенского.

— Не слыхал что-то. Далеко отсюда?

— Верст тридцать.

— Ну и врешь! — вдруг грубо произнес человек и сплюнул. — А ну, пойдем!

— Куда?

— Пойдем, пойдем, не разговаривай! Много тут вашего брата шныряет.

Он схватил Пантушку за руку и потащил к двери вокзала.

Все произошло так быстро, что Пантушка опомнился уже в комнате, куда его втолкнул человек.

В углу на каменном полу сидели три мальчика. Обросшие, грязные, оборванные, они были жалки. На Пантушку мальчишки не обратили никакого внимания, тоскливые глаза их были устремлены в окно.

У дверей сидела худенькая женщина, читала газету.

— Вот еще одного беспризорника привел, — сказал человек с винтовкой. — Норовил с поездом уехать.

— Неправда это! — возмутился Пантушка.

— Ладно! Не заговаривай зубы-то! Вот товарищ Любимова отправит тебя в детский дом.

Пантушка скоро понял, что выбраться ему отсюда будет нелегко. Он отвечал на вопросы женщины, а воображение рисовало неведомый детский дом, где живут сироты.

— У меня тут отец, — со слезами на глазах сказал он. — Мы за зерном всем селом приехали.

— А чего ты на платформе делал?

— Железную дорогу глядел.

— Ну и заливает! — послышалось из угла, и тотчас же раздался нехороший смех чумазых мальчишек. — В Крым собрался, в пески, в туманные горы... Закурить у тебя есть?

— Замолчите вы! — прикрикнула на беспризорников женщина, потом продолжала задавать Пантушке вопросы.

— Тетя, правда, я не убежал из дома.

— Кто тебя знает, — ответила женщина и долго разглядывала Пантушку. — Ладно! — сказала она наконец. — Мы это проверим! Эй! Мальков! — крикнула она в окно. — Дойди до склада с зерном, кликни Трофима Бабина из села Успенского. Скажи, сына его задержали. — После этого она обратилась к Пантушке. — Если через десять минут твой отец не придет, значит, ты все наврал... Садись!

Садиться можно было только на пол, так как на единственной табуретке сидела женщина. Пантушка прислонился спиной к стене, опустил голову. Ему стало очень горестно. «Вдруг отец куда-нибудь отлучился? — думал он. — А то этот Мальков поленится дойти до склада и скажет, мол, никакого Бабина там нет. Сбежать... — мелькнула мысль. Он поглядел на окно. Там решетка из толстых железных прутьев. Посмотрел на дверь — возле нее сидит женщина. — А что за окном, за дверью? Может, комнату сторожит человек с винтовкой? Попробуй убеги! Вон чумазые мальчишки отчаянные, а не бегут. Значит, нельзя», — грустно заключил Пантушка и сел на пол.

Время тянулось медленно. Иногда, гудя и пыхтя, проносился мимо окна паровоз, заливался свисток, стучали по рельсам колеса, бегали люди. Все это наполняло душу Пантушки тревогой.

Вспомнилось — Успенское, дом, мать, Марька, товарищи.

«Завтра понедельник, в школу идти, — подумал он. — А меня повезут куда-то под стражей, будто вора».

Две крупные слезинки скатились с ресниц и застряли на скулах.

Внезапно распахнулась дверь, и Пантушка увидел отца.

— Что случилось? — спросил Трофим. — Пантушка?!

Пантушка кинулся к отцу, чувствуя теперь себя под надежной защитой.

— Его забрали как беспризорника, — сказала женщина. — Я работник комиссии по борьбе с детской беспризорностью. Мое дело такое... моя обязанность отправлять их в детский дом.

— Он никуда не убегал, — заявил Трофим.

— Я очень рада, — женщина улыбнулась.

Трофим и Пантушка покинули комнату для беспризорных детей.

— Я говорил тебе, не лезь, куда не надо, — сказал Трофим. Он уже успокоился и ласково добавил: — Ребята засмеют...

— А я не скажу никому.

— Ну, это дело твое...

Зерно получили только к вечеру и, покормив лошадей, тронулись в обратный путь. Пантушка, как и отец, жалел лошадь и шел пешком.

Хорошо ему было идти не спеша по родной земле, глядеть, как в небе тают розовые облака, как поля дышат испариной в ожидании пахарей и хлебных всходов. Тяжело груженные телеги тащились медленно, мужики весело и возбужденно разговаривали о предстоящем севе, о полевых работах.

Наступили сумерки, темнота опустилась на поля, в небе заблестели редкие звезды. Слышнее стал скрип телег, топот копыт, голоса людей.

А дорога все тянулась, невидимая и нескончаемая. Пантушка устал и залез на воз, укрылся полушубком, дышал сытным ржаным запахом и острой кислятиной овчины. Телега колыхалась на неровностях, и Пантушке чудилось в полусне, что он плывет по волнам в чудесный счастливый край.

Откуда-то издалека до его сознания долетали голоса:

— Теперь оживем, — говорил безлошадный Иван, сосед Бабиных.