После убийства комсомольца комиссия по изъятию церковных ценностей продолжала работу. Никто не обратил внимания на то, что серебро на некоторых иконах заменено фольгой. Монастырский мастер-богомаз хорошо знал свое ремесло и все сделал с большим искусством. Незаметны на первый взгляд были также подчистки и поправки в книге описи церковного имущества. Когда ценности отправили в город, Трофим Бабин вспомнил, что среди увезенных вещей не было чащи-дароносицы, подаренной церкви купцом Сарафанниковым. Трофим сказал об этом Митрию. «Утаил поп», — решил председатель сельсовета. Начали вспоминать, какие драгоценности были в церкви. Трофим расспрашивал Феклу, которая хорошо знала церковную утварь, потому что не пропускала ни одной обедни. И стало ясно, что священник припрятал часть драгоценностей. Сообщили в волость. Приехал следователь.
— Я так думаю, — сказал Стародубцев, — попу будет кисло.
— Как кисло? — спросил Пантушка.
— А так... судить будут.
— По-моему, сам поп этого сделать не мог, — рассуждал Трофим. — Одному несподручно. Разве под рясой выносил...
— Все может быть, — заметил милиционер. — Он мог так целый год таскать. Раз за разом и перетаскал.
— И так возможно. Никто и не видал.
— Следователь говорит, исправления в описи имущества свежие. Он в лупу разглядывал. Чернила, мол, одинаковые, но старые поблекли. Простым глазом не разглядишь.
— Что ж, поправить в описи поп мог недавно, а похитил, видно, давно.
— Продал и деньги прожил.
— Кто его знает!
Тут в разговор вмешалась Фекла.
— Не корите батюшку понапрасну. На исповеди я кровь и тело Христово принимала из купеческой серебряной чаши. Опять же про заутреню пасхальную скажу. На батюшке самый большой крест был... серебро с золотом... а в руках крест с дорогими каменьями.
— Но сейчас-то этого нет, — возразил Трофим.
— Не знаю, не знаю, — пожала плечами Фекла.
— Куда же он спрятал?.. — гадал Стародубцев.
— В землю зарыл, — заявил Пантушка. — Клады всегда в землю прячут.
— Следователь доищется, — уверил Трофим. — Он сейчас всю церковь перероет, каждую икону со всех сторон разглядит.
— Может, и признается батюшка, если уж согрешил, — вздохнула Фекла.
— Держи карман шире! — Стародубцев усмехнулся. — Драгоценности так-сяк, а вот убийцу найти не можем — это обидно... Да-а!.. А не встречался случайно тот... ночной гость?
— Не знаю, — ответил Трофим. — Я ведь не видал его тогда.
— А я видел! — вскрикнул Пантушка. — Я на ограде сидел, светло еще было.
— Ну, а после того ты его не видал? — спросил Стародубцев.
— Нет.
Милиционер встал, собираясь уходить, засунул руку в карман тужурки, вытащил пузырек с порохом, мешочек с дробью и спичечную коробку с бумажными пистонами.
— Это тебе, Пантушка. Боевые припасы. Пистолет-то цел?
— Цел.
— Ну вот. Полнаперстка пороху, забей бумагой, потом полнаперстка дроби... Да завтра я тебе все покажу. Пока прощайте.
— Можно мне с дядей Игнашей? — спросил Пантушка.
— Зачем? — накинулась на него мать. — На ночь-то глядя!
— Удочку забыл у церкви... и рыбу.
— С перепугу, значит? — Трофим рассмеялся добрым смехом. — Иди, иди, да побыстрее возвращайся.
Едва вышли на улицу, как Пантушка пристал к Стародубцеву.
— Дядя Игнаша, ты искал золото в подвале, под церковью?
— Нет.
— Поищи. А то еще у Тимофея в подполье. У него продотрядники зерно в хлеву нашли, — яма тесом обшита, сверху доски, земля, и сухим навозом притрушено. Может, в этой яме золото спрятано. Я знаю, где она, покажу.
Все это он произнес шепотом, озираясь по сторонам.
— Земля велика и глубока, спрятать что угодно можно, — сказал милиционер. — Эх ты, герой! — И горестно добавил: — Убийцу найти не можем. А он, может быть, в Успенском прячется да посмеивается над нами...
Некоторое время шли молча. Потом Стародубцев повернул в проулок.
— К нам ночевать придешь, дядя Игнаша?
— Нет, не приду. Спать сегодня некогда.
Разговор с милиционером оставил в душе Пантушки неприятный осадок: «Не слушает меня, — думал он, — считает маленьким».
С этой мыслью он лег спать в телеге под навесом. Солома с крыши давно была скормлена корове, и между перекладинами виднелось глубокое небо с крохотными, едва мерцавшими звездами.
Нередко, лежа вот так на спине, Пантушка гадал, далеко ли до небесных светил, есть ли там люди и так ли живут они, как на Земле, — сеют хлеб, ходят друг к другу в гости, дерутся.
А в церкви на стенах нарисовано небо с белыми пушистыми облаками. В облаке сидит бог-отец, рядом с ним бог-сын, а над ними парит голубь — это бог-дух святой. Среди облаков летают ангелы, трубя в трубы, мчится на колеснице Илья-пророк, подстегивает тройку сивых гривастых коней... Представив себе жизнь на небе таким образом, Пантушка натягивал на голову дерюгу, зажмуривался: нет, страшно было бы ему улететь с земли на небо и жить там среди богов и святых.
Сегодня думы были не о небе, а о земле, о родном селе Успенском. Вот бы узнать, где спрятаны церковные ценности и кто скрывает неизвестного человека, которого так хочет найти Стародубцев!