Именем Республики

— Поступай в милицию, — сказал он Стародубцеву. — Будем укреплять Советскую власть. Чтобы, значит, на основе революционной законности в волости был порядок. Надо переловить спекулянтов, самогонщиков и разную мразь.

— Как понимать революционную законность?

Начальник помедлил и ответил:

— Пролетарское сознание подскажет. Надо служить так, чтобы каждый твой поступок был на пользу Советской республике.

И Стародубцев служил старательно, все силы отдавая борьбе с теми, кто мешал строить новую жизнь. Не раз получал он анонимные письма с угрозами, а однажды ночью в него даже стреляли из-за кустов, да, к счастью, промахнулись.

В одиночестве

Пантушка завернулся в кожух и стал наблюдать за входом в подземелье. Ему казалось, что человек, с которым встречалась Авдотья, непременно должен выйти.

Время шло. Наступили сумерки.

Пантушке хотелось спать, и, чтобы не уснуть, он все время шевелился, внимательно разглядывая каменную плиту, за которой скрывался вход в каменоломню. Плита постепенно теряла свои очертания и, наконец, слилась с кустом орешника.

Кусали комары. Пантушка прикрывался кожухом, но комары жгли торчавшие босые ноги; стоило закутать ноги, как сотни комаров набрасывались на лицо, шею, руки. Укусы были такие невыносимые, что на глазах у Пантушки выступили слезы. В пору было бросить все и бежать напролом через кусты.

От бегства Пантушку удерживало сознание, что он выполняет важное дело, очень нужное не ему лично, а всему селу, даже всей волости. Он представлял себе, как Яшка сообщил сельскому Совету о неизвестном человеке в каменоломне и какое впечатление произвело это на людей. Авдотья во всем созналась, и Стародубцев посадил ее в сарай под замок. Пантушка слышал, что в волости есть такой сарай, который почему-то называют «холодной» и говорят: «посадили в холодную»... Да, все это очень важно. Люди надеются, что Пантушка будет следить за преступниками и все расскажет. Преступников посадят в «холодную», а на драгоценности купят в Америке зерна. Тогда мать испечет чистого ржаного хлеба. Горячий, пахнущий теплым живым дыханием хлеб будет такой вкусный, что его не захочется глотать. Так бы и жевал без конца.

Пантушка ощутил вкус свежего хлеба так явственно, что рот его наполнился слюной. Вспомнил, что давно не ел, достал лепешку, откусил и стал жевать. Во рту скатывался клеклый, точно глина, комок, с трудом шел в горло.

Мысли о еде опять перемешались с думами о деревне. В воображении живо рисовались бородатые лица мужиков с упрямыми сердитыми глазами, тоскливые взгляды истощавших баб, желтые, точно из воска, дети. Правда, сейчас, после государственной помощи, стало немного легче, но до хорошего было еще далеко. Вот если бы на все церковное золото купить хлеба, тогда бы другое дело. А оно, золото-то, спрятано в каменоломне, и его норовят прикарманить какие-то люди, если уже не прикарманили.

Пантушка пробовал представить себе Америку и не мог.

«Говорят, где-то далеко за морями есть такая страна, у которой много хлеба. Ленин просил хлеба взаймы, до нового урожая; американцы не дали. Продать, говорят, можем за чистое золото и серебро. Вот буржуи проклятые! Наели пузо-то, голодного не понимают. Стародубцев говорит, что в Америке не одни буржуи, много там и бедняков. — Это сбивает Пантушку с привычного хода мыслей о толстопузых и жадных буржуях. — Почему же там революции нет? Им бы, беднякам, как у нас сделать: царю по шее, буржуев — долой!» Так думал Пантушка, лежа в кустах и проклиная американских буржуев, а заодно и комаров. Насекомых становилось все больше, и кусали они все ожесточеннее. Ни одного живого места не осталось на теле Пантушки, все оно было исколото, истерзано, все зудело и пылало в жгучем огне.

На память приходили рассказы о том, как комары насмерть заели лошадь, привязанную к дереву, в лесу, как один мужик отвез на болото виноватую в чем-то жену, бросил ее связанную, а утром привез домой полуживую, закусанную комарами и лишившуюся рассудка.

Хотя все это рассказывалось про давние времена, этому верилось, и Пантушку охватывал леденящий ужас. Наконец он не выдержал и решил укрыться в штольне. «Хоть на полчаса, на десять минут избавиться от ужасных мучений. За это время ничего не случится».

В штольне комаров было мало, Пантушка почувствовал облегчение, прислонился к стене и моментально уснул.

Он проспал бы, наверное, до утра, да к полуночи подул ветер. В штольне посвежело. Проснувшись от холода, Пантушка подошел к выходу — посмотреть, не светает ли.

Стояла ночь. Небо подернулось серыми облаками, и на нем не мигала ни одна звездочка. Ветер гнул кусты, качал ветви деревьев, по лесу шел скрип и шум, отдаваясь вдалеке гулом и стоном.

Пантушка услышал кукушку. Она куковала глуховато, не так четко, как днем. Не успело умолкнуть эхо, как послышалось ответное кукованье. И снова прокуковало близко от Пантушки и опять отозвалось невдалеке.

Кукованье прекратилось, но через минуту-другую резко зашуршали кусты, и знакомый голос, раздавшийся вдруг в темноте, заставил Пантушку вздрогнуть.