Именем Республики

— Черт! Сбился с пути. Куда ни поверну — все в болото.

— Ты бы потише, — предостерегающе ответил густой бас.

«Ой, это ведь Степка! — испугался Пантушка. — С кем же это он?»

— А комарья-то, комарья-то!.. — ворчал Степка. — Сейчас хоть ветер немного разогнал, а то беда!

— Да замолчи ты!

Голоса умолкли. Сколько ни прислушивался Пантушка, ничего больше не услышал.

* * *

В каменоломне, освещаемой коптящей лучиной, сидели трое. На разостланном грязном полотенце лежали куски вареной курятины, хлеб, ватрушки, пирог с солеными грибами.

— Попадья одарила? — спросил Судаков, оглядывая еду заблестевшими от жадности глазами.

— Сам взял у стряпки, — Степка разинул в широкой улыбке рот и вынул из-за пазухи бутылку. — А это святая водица.

— Самогон?

— Шпирт! Отец Павел от знакомого лекаря привез, попадье поясницу натирать.

— Тьфу! А мы пить будем! — Судаков выругался.

— Это только так говорится, что спину. Попадья из шпирта вино делает, на ягодах, — объяснил Степка, наливая из бутылки в стаканчик.

— А ты, значит, украл?

— Не украл, поделился по-божески.

Выпили поочередно из одного стаканчика.

— Ты выздоровел, Степан? — спросил Гаврила. — Я слышал, тебя на войне по башке шарахнуло.

— Контузило, — подтвердил Степка. — С тех пор мучаюсь. И не приведи бог!.. То ничего, все понимаю, а то находит. Найдет — и себя не помню. Будто во мне ничего нет, пустой я, как мешок, и по воздуху лечу, и будто я не человек, а ангел.

— Погоди! — остановил его Судаков. — Сейчас на тебя не нашло? Тогда меня послушай. Какие вести о попе, о Тимофее?

— Сидят в тюрьме.

— Осудили?

— Слыхать, суда еще не было.

— Хорошо бы подольше их подержали.

Гаврила слушал разговор, молчал, старался понять, зачем Судаков привел Степку.

— А славный пирог с грибами! — говорил Судаков. — Бог не забывает нас в тяжелое время. Живи — умирать не надо.

— А зачем умирать-то? — спросил Степка.

— Смерть, — она не спрашивает, зачем. — Судаков усмехнулся. — Меня где-нибудь зверь лесной задерет. Гаврила вон сам под расстрел напрашивается: хочет добровольно с повинной явиться. Я звал его с собой на Каму — не хочет.

— Тут дом рядом, — промолвил Гаврила.

— И суд рядом, — Судаков зло рассмеялся. — Родные хоть посмотрят, как тебя к расстрелу приговорят.

Гаврила хмуро молчал.

После нового стаканчика спирта Судаков на минуту задумался, потом тяжело произнес:

— Спасибо за угощение, Степан. Пора тебе домой.

Когда они вышли из каменоломни, Судаков спросил одним вздохом:

— Где церковные ценности спрятаны?

— Какие? — притворился Степка непонимающим.

— Не крути! Те, которые поп скрыл.

— Он мне не говорил.

— Верю. Такому дураку не скажет. Мог бы нечаянно узнать. Мы бы их достали, поделили на двоих — и баста! А?

— В монастыре надо искать, в Знаменском.

Степка рассказал про то, как мартовской ночью возил он попа в монастырь.

— Что же ты мне тогда не сказал! — воскликнул Судаков. — Балда!

— Не догадался. Думал, что отец Павел и Тимофей вас посвятили.

— Ничего они мне не сказали.

Судаков помолчал и задумчиво произнес:

— Значит, надо отца Илиодора потрясти.

Чуть не до рассвета проговорили они, придумывая способ захвата церковных ценностей.

— Как там насчет того происшествия? — спросил Судаков. — Не нашли убийцу-то?

— Трудно найти, — уверенно отвечал Степка. — Дело было ночью, разве увидишь, кто стрельнул!

— Да, пожалуй... Ну, иди! Значит, в пятницу. Сигнал помнишь?

— Помню.

— Иди!

Степка сгинул в чаще, а Судаков постоял еще, посмотрел на светлеющее небо и вернулся в подземелье.

Гаврила долго и пристально смотрел на него.

— Ты чего пялишься на меня? — хмуро спросил Судаков.

— Так... Чудно вы как-то разговаривали. Про попа, про лавочника. Всего и не поймешь — что к чему.

Судаков рассмеялся.

— Вот чудак! Степка же дурачок, с ним о чем попало и болтаешь. Юродивые, они добрые. Встретил я его вчера на озере, попросил принести еды. Надоели мне твои овсяные лепешки.

— Вы давно с ним знакомы?

— Нет. У попа самовар лудил, с тех пор и знакомы... Ну, давай спать.

* * *

Когда Пантушка проснулся, то сразу вспомнил ночное происшествие: два человека перекликались кукушками, потом встретились, заговорили и куда-то скрылись. Один из них Степка. «А другой... другой, наверное, — размышлял Пантушка, — бородатый, что с Авдотьей встречался. Значит, ценности спрятаны в каменоломнях, и теперь Степка вместе с какими-то людьми перепрятывает их или делит».

Эта мысль обожгла Пантушку. «Степка, Авдотья... Их надо арестовать. Только бы Стародубцев скорее пришел».

Но ни Стародубцев, ни Яшка не появлялись.

Пантушка злился на Яшку, подозревая, что тот что-нибудь напутал или просто поленился сходить в волость. «Может быть, Стародубцева в волости нет, он ведь все время по селам мечется».

Пантушка снова спрятался в густых зарослях напротив каменной плиты и стал наблюдать за входом в штольню.

Время от времени он глотал воду, поглядывал на бутылку и жалел, что посудина маловата. Выходить из засады за водой было опасно.