Именем Республики

Пошли по штольне всей оравой. У ребят было боевое настроение. Кто знает, что там впереди? Может быть, подземное озеро, соляные столбы, пещера с водопадом? Все это, по рассказам учительницы, встречается под землей.

Путь преградила груда земли, камней, сломанных крепежных жердей и досок. Это был обвал.

— Там дальше опять будет ход, — знающе сказал Яшка. — Мы с Пантушкой в таких переделках уже бывали.

И хотя сейчас никакой «переделки» не было, тем не менее мальчики и девочки с уважением посмотрели на Яшку.

— Вытащить эти камни, и можно пролезть по одному.

Сказав это, Пантушка стал осторожно выбирать камни и откладывать в сторону. Ребята следили за каждым его движением, нетерпеливо ожидая: что будет там, за этими камнями и землей? Подземное путешествие оказалось увлекательным, манило к неизведанному.

Камень за камнем выбирал Пантушка из обвала, и с каждой минутой отверстие увеличивалось. Пантушка во время работы залез туда уже по грудь.

— Может, зря ты это, Пантя? Гляди, конца нет, все земля да камни.

— Вот попробую вытащить этот камень. Ну-ка, помогите!

К нему подбежал Яшка и еще двое мальчишек. Ухватились за большой камень, дружно потянули. Камень легко подался, и едва его вытащили, как следом за ним сползла куча земли, а из-под земли показалась желтая человеческая голова с почернелым ртом.

— И-и-и-и!.. — взвизгнула девочка, за ней другая, и вся орава ребят, охваченная ужасом, кинулась по штольне с криком отчаяния.

Пантушка бежал последним. Кто-то бросил факел, загорелось сено в логове Гаврилы, едкий дым горечью ворвался в горло, в легкие. Кто-то упал, с плачем поднялся и снова побежал. Только выбравшись на поверхность, ребята понемногу успокоились.

— А запах так и разит, — сказал Яшка и сплюнул.

— На игумена похож, — заявил Пантушка, — на отца Илиодора.

— Будет тебе! Это одна голова, и живая.

— Игумен, говорю. Землей туловище-то скрыто, — убеждал Пантушка. — Я теперь все знаю. Церковные ценности спрятаны в каменоломне, Илиодор ходил их проверять, и его засыпало обвалом.

В голове Пантушки рождался новый план поиска драгоценностей.

— Анфиски нет! — вдруг крикнул не своим голосом Митька.

— Она вместе со всеми бежала.

— Я тоже ее видел.

— И я.

Оказалось, что все видели, как девочка бежала к выходу, и никто не мог понять, куда же она девалась. Стали заглядывать под кусты, в лопухи — Анфиски нигде не было.

Пантушка вдруг крикнул:

— Она там!

И бросился в каменоломню. Догорающее сено освещало штольню. Девочка лежала книзу лицом.

— Анфиска!

Девочка не шелохнулась. Пантушка повернул Анфиску на спину и понял, что она без сознания.

Пантушка на руках вынес Анфиску из каменоломни.

Очнувшись, она говорила что-то бессвязное, в глазах ее стоял ужас, с посиневших губ слетали бессмысленные слова. Держа ее за руки, так как она порывалась убежать, ребята привели девочку домой.

Родители Анфиски, узнав о случившемся, накричали на мальчишек. Митьке была тут же устроена отцом порка за то, что плохо смотрел за сестренкой, а ребята разбежались по домам. Попало и Пантушке, потому что Анфискин отец пожаловался на него, как на зачинщика.

— Я по делу ходил, — оправдывался Пантушка, — я помог Судакова поймать. И еще, может, чего вскроется. Игумен-то там мертвый лежит.

В тот же день сельсовет, проверив сообщение Пантушки, поставил у каменоломни двух стариков с кольями сторожить вход в штольню.

На другой день приехали следователь и врач. Лазали в штольню, потом велели вытащить труп и осматривали его при дневном свете. Что-то писали и, наконец, сказали, что труп можно похоронить.

Люди гадали: то ли убили игумена и утащили в штольню, то ли он сам под обвал попал?

— Зачем бы он в каменоломню пошел? Тут дело темное.

С этим в конце концов согласились все.

Именем Республики

Весело и быстро прошел сенокос. Следом за сенокосом началась жатва.

С девяти лет Пантушка помогал родителям в жнитве. Этим летом он считался уже настоящим жнецом. Окончил трехклассную школу, подрос — чего же еще требуется от деревенского паренька? Работать. И он работал... Мальчишеские утехи пришлось оставить до осени.

В старой полинявшей домотканой рубахе, в холщовых штанах, в лаптях, он с восхода солнца и до заката жал серпом рожь. Все тело ныло от боли, а ночь была так коротка, что не хватало ее для отдыха.

В первый же день жнитва Трофим привез домой снопы нового урожая, обхлестал их о зубья бороны, провеял зерно лопатой на ветру и вечером отправился с мешком ржи на мельницу.