Именем Республики

Обвиняемый Брагин, прикрываясь поддельными документами на имя петроградского рабочего Судакова, занимался антисоветской агитацией, призывал народ к невыполнению распоряжений и законов, изданных советским правительством, к убийству представителей власти. Брагин пытался организовать восстание в селе Успенском, используя для этого наиболее отсталую, несознательную часть населения. Во время этого неудавшегося восстания Брагин застрелил комсомольца Александра Макарова. Показания свидетелей, оружие, найденное у Брагина, его сопротивление при аресте — все это изобличает его в совершении указанных преступлений...»

Председатель передохнул, глотнул из кружки воды и посмотрел на подсудимых.

— Подсудимый Богоявленский.

Отец Павел встал.

— Вам понятно, в чем вы обвиняетесь?

— Да, понятно.

— Признаете себя виновным?

В тишине над площадью разнесся густой голос:

— Да, признаю.

И толпа выдохнула одной, общей грудью:

— А-а-а...

— Расскажите суду, как было дело.

Отец Павел рассказал, как он, узнав об изъятии церковных ценностей, утаил часть золотых и серебряных вещей, как ему помогали в этом Тимофей Редькин и Степан Кривов, как потом ночью ценности были отвезены в мужской Знаменский монастырь и отданы игумену Илиодору на хранение.

— Вы утаили ценности с тем, чтобы присвоить? — спросил председатель суда.

— Нет! Корысти не имел.

— Для чего же вы это сделали?

Священник переминался с ноги на ногу, молчал.

— Может быть, вам просто жалко было расстаться с вещами, необходимыми для богослужения?

— Да, да. Это было так, — обрадовался Богоявленский, хватаясь за вопрос председателя, как за спасительное средство. — Верующие любят торжественность богослужения, а без драгоценной утвари торжественности не получится.

— Ответьте на такой вопрос: почему вы хранили оружие?

— Время смутное. Ездить по приходу приходилось не только днем, но и по ночам. Бандиты нападут — надо чем-то защититься.

— По христианской религии убивать нельзя. Как же вы, священник, стали бы стрелять в человека? Выходит, что вы не придерживаетесь христианских заповедей?

Богоявленский молчал.

Председатель продолжал допрос:

— Кто совершил убийство комсомольца Макарова?

— Не ведаю, гражданин судья. Бог видит: в этом я не виновен. Я сознался, в чем был виноват, и не смею просить снисхождения. Знаю, что буду наказан. И отбуду наказание с чистой душой христианина. Я раскаялся перед богом в том, что желал сделать добро прихожанам, но не по моей вине вышло из этого зло.

Площадь загудела от разговоров, выкриков, смеха:

— Ай да поп!

— Как юлит!

— Выкручивается!

Стародубцев заорал во все горло:

— Товарищи! Да тише вы!

— Скажите, подсудимый, какую роль в хищении ценностей играл Брагин?

— Он первый сказал мне об изъятии драгоценностей, советовал заблаговременно подготовиться к этому.

— То есть припрятать наиболее ценное?

— Да.

— Где вы с ним познакомились?

— Он пришел ко мне якобы лудить самовар и передал на словах от игумена Илиодора насчет драгоценностей.

— О восстании был разговор?

— Да. Брагин советовал проповедь прочитать против изъятия драгоценностей.

— Читали?

— Нет.

— Почему?

— Убоялся властей.

— Откуда у вас взялся револьвер?

— Брагин дал.

Начался допрос Тимофея. Он держался важно, со спокойным видом отвечал на вопросы судей.

— Мое дело маленькое, — говорил он ласково, словно утешал кого-то. — Позвал, значит, отец Павел меня в церкву и говорит: «Приедут к нам комиссары за ценностями. Все сдавать не надо, кое-что и для церкви уберечь следует». Мое дело, конечно, маленькое, я церковный староста, а хозяин церкви — священник, отец Павел. Ну, я и не рассуждал. Делай, мол, как надо.

— Знали вы, что в описи имущества Богоявленским делались подчистки?

— Не знал.

Сколько еще ни задавали вопросов Тимофею Редькину, на все он отвечал одно: он не ответчик, потому что «всему головой был священник», и просил его, Редькина, помиловать.

Стали допрашивать Степку. Он попробовал прикинуться дурачком, но председатель суда строго предупредил:

— Медицинское заключение говорит о том, что вы нормальный человек. Если будете валять дурака, будем судить вас еще и за симуляцию.

— За чего? — спросил Степка и разинул рот.

— За симуляцию, за притворство. Будете отвечать суду?

Степка мотнул головой.

— Участвовали вы в сокрытии от государства церковных ценностей, изымавшихся для борьбы с голодом?

— Да.

— Отвозили их в монастырь?

— Да.

— Теперь расскажите, при каких обстоятельствах и с какой целью вы убили игумена Илиодора.

— Не убивал я его, — глухо произнес Степка.

Председатель суда полистал бумаги.

— В деле есть показания Брагина о том, как вы рассказывали ему о совершенном вами убийстве. Суд решил огласить их.

По мере того как шло чтение показаний Брагина, перед людьми возникла картина убийства игумена.

...Несколько дней Степка пытался подстеречь игумена. И вот, узнав, что Илиодор ходит по вечерам к озеру, Степка встретил его в лесу.

— Узнаешь меня, преподобный отец? — спросил он, смиренно кланяясь.

Игумен посмотрел на него, шевеля лохматыми седыми бровями.