Читаем Именем Революции или Брудущим в назидание полностью

Наркомвоенмордел товарищ Троцкий не переставал вынашивать отвергнутый проклятыми оппортунистами план, который он представил в секретной записке Совету обороны Политбюро, как новый военный план «Варвар Асса», предусматривающий — по старой смонгольской традиции –молниеносный захват Синдии. Тогда, вполне уверенный в скорой гибели страны Советов, Лейба Троцкий предлагал, как акт агонии, сформировать корпус из тридцати-сорока тысяч всадников и нанести революцию, подобно Смукердонскому, в Азию. Но пока были завербованы лишь всего десять тысяч — но зато весьма опытных! — кровожадных кавказцев из тхакушинского тейпа, каждый из которых стоил троих, а то и четырех синдийцев. Кроме того, в подпольных типографиях, оставшихся от старых, расстрелянных в силу их несоответствия новому духу времени, революционеров, по приказу товарища Троцкого печатали переведенные на туземные языки труды Карла Смаркса, Ленина и — конечно же! — самого товарища Троцкого.


С чувством выполненного долга, Лейба Троцкий просмотрел поступившие к нему за день оперативные донесения и удалился в тайную комнату, где практиковал революционную магию.


***

Веселье в камере гарнизонной гауптвахты тем временем подошло к кульминационному моменту. В самый разгар тюремного застолья Анка вскочила на стол и закричала:


— А теперь смотрите! — и начала с себя стаскивать женскую амуницию.

— Что ты делаешь? — успел лишь спросить, как огня боявшийся женского стриптиза в силу своего старорежимного домостроевского воспитания, сконфуженный Василий Иванович, но Анка уже стояла перед ними в алых бюстгальтере и трусах.


Василий Иванович как бык выпучился на красный цвет нижнего белья Анки и, заикаясь, закричал, хлопая себя по боку, ища наградной маузер товарища Троцкого:


— Что такое?..


Маршал Обороны товарищ А. О. Сечка, не веря своим глазам, плотоядно осматривал выдающиеся формы Анки и было весьма видно, что его явно очень мало интересовал цвет Анкиных трусиков.


— Успокойтесь, Василий Иванович!.. — сказала Анка. — Сейчас вы сами всё поймёте!

— Кажется, я уже всё понял! — воскликнул убитым голосом Василий Иванович.

— Ничего вы не поняли, — спокойно ответила Анки. — Теперь пусть снимет штаны Андрей Онтонович.

— Айн момент… — радостно воскликнул Маршал Обороны и начал было раздеваться, но, когда дошёл до галифе, вдруг испуганно осекся и остановился.

— Василий Иванович, пусть он снимет штанишки, и вы сразу всё поймете, — умоляюще попросила Анка.


В глазах Василия Ивановича мелькнуло нечто весьма издали похожее на мысль, и он, потеряв всякую субординацию, приказал-таки Маршалу Обороны:


— А ну, сука, скидай портки!..

— Не буду! — мотнув головой, заупрямился Сечка.


Тут Василий Иванович и Анка, обменявшись взглядом, не сговариваясь, накинулись на товарища Сечку и, повалив его, стянули с него галифе…


На Командарме были такие же алые, как у Анки, семейные трусы! Спереди — на месте ширинки — красовалась большая золотая звезда. Сомнений не оставалось: Василий Иванович слишком хорошо знал сие знамя — когда однажды они тикали от белых, в одном месте знамя было пробито вражеской пулей, и Василий Иванович, после того как улеглась суматоха, самолично очень аккуратно заштопал знамя. И вот теперь это знамя стало трусами Маршала!..


Командарм не переставал обороняться, и тогда Василий Иванович со всей дури, а дури у него было очень много, впендюрил товарищу Сечке в глаз кулаком. Вокруг правого глаза Маршала сию же секунду проявился большой красивый фонарь, после чего Командарм совсем обмяк.


— Как же давно я хотел это сделать! — воскликнул запыхавшийся Василий Иванович, но потом, спохватившись, спросил:

— А как ты про это узнала?

— Очень просто, — ответила, одеваясь, Анка, — мне кое-что интересненькое рассказала ваша кобыла Королева Анастасия.

— Во болтушка! — только и воскликнул Василий Иванович.

— Потом я допросила, — продолжила Анка, — пока вы здесь пьянствовали, лошадь Командарма. Она тоже во всем мне созналась. Это Сечка выкрал оригинал знамени. Он хотел, чтобы вас расстреляли, а на ваше место он хотел поставить своего зятя Гришку Скотовского.

— Во падло! — вырвалось у Василия Ивановича. — Расстрелять?! Меня?! Да я тебя щас!..


Вдруг в камеру вбежал строевой рысцой комиссар Ф. У. Рманов с изъятым из галифе подпрапорщика Дули алиэкспресовским знаменем полка наперевес.


— Василий Иванович! — кричал радостно товарищ Рманов. — Знамя нашлось!

— Да, уж… Нашлось… — хмуро ответил Василий Иванович, а уже пришедший с себя Маршал Обороны пробубнил:

— Ну, и славненько!.. — и начал, шатаясь, надевать свое галифе.


«И тут он, гад, выкрутился…» — подумал Василий Иванович и смачно сплюнул в тарелку, в которой одиноко алел в окружении смятых папиросных окурков сморщенный соленый помидор.


— И как, мля, я теперь поеду в Смонголию с таким фингалом?.. — недовольно пробубнил Сечка, разливая очередную порцию самогона по стаканам.

— Как тебе, мля, не стыдно! От ведь гаденыш, мля!.. А еще старый боевой товарищ, называется… — возмутился обиженно Василий Иванович, с виноватой детской ухмылкой, поглядывая на фингал товарища Сечки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Двенадцать
Двенадцать

Все ближе 21 декабря 2012 г. — день, когда, согласно пророчеству древних майя, истечет отмеренный человечеству срок. Все чаще звучит роковой вопрос: погибнет ли наша планета или мы сможем шагнуть в новую, более милосердную и справедливую эпоху?..Детство Макса прошло в мире красок и чисел, и до шести лет он даже не умел говорить. В юности он перенес клиническую смерть, при этом ему являлись двенадцать загадочных силуэтов, в каждом из которых было начертано некое имя. Не в силах постичь смысл этих вещих имен, он тем не менее сознавал их исключительную важность.Лишь спустя восемь лет Макс, уже окончивший два университета, встретил первого из Двенадцати. Эта встреча положила начало провидческому пути, на котором он стремится познать тех, с кем его непостижимым образом связала судьба. Возможно, он получит и ответ на главный вопрос: что произойдет 21 декабря 2012 г.?Новый мировой бестселлер — завораживающий поиск разгадки одной из главных тайн человечества и путь к духовному просвещению каждого из нас.

Уильям Глэдстоун

Экспериментальная, неформатная проза