Именем волчьего закона

Я показал, где он, а она переложила помидоры, взяла у меня сумку и пошла между прилавками. Напарница подошла и спросила, почему у дамочки рука красная и тут до меня стало доходить, что я разговаривал с воровкой. Она симпатичная, обаятельная, нисколько не смущалась, открыто смотрела мне в глаза и вела себя естественно. Это меня с толку и сбило. Я думал, карманники пугаются, убегают, расталкивая всех на своем пути. Ан нет.

Я выхватил рацию и сообщил приметы подозреваемой. Добежал до грязного, вонючего, давно немытого женского туалета и заглянул внутрь — бабку напугал, но воровки там не было. Тогда выскочил на улицу, стал оглядываться, но в толпе обнаружить ее не смог. Через пару минут по рации сообщили, что воровку взяли и объявили долгожданный отбой.

В милицейском автобусе я вновь встретился с ней. Она сидела в наручниках, немного грустная, но когда меня увидела — заулыбалась. На вид обычная деревенская девчонка, симпатичная, на студентку похожа, не скажешь, что воровка. Правая рука у нее была в красной краске. Она показала мне пальчики, помахала ими, но ничего не сказала. А взяли ее по переданным мною по рации приметам. Я ее серенькое платье и розовую косынку сразу запомнил и про них сообщил.

Больше я Кроху никогда не видел. За ее поимку меня наградили вот этими часами. — Николай Иванович подтянул рукав пиджака и показал небольшие красивые часы швейцарского производства. — Подарок шведского посла. Именные, — с гордостью похвастался он. — На обратной стороне дарственная гравировка имеется.

— А я-то думаю, откуда у вас эти часики. — Алексей почесал затылок.

— Можно сказать, от Крохи. Она помогла мне их заполучить. Обменяла на свою свободу. Я потом следил за ее воровской судьбой, но пути наши больше не пересекались. Она освобождалась, воровала года три и опять попадалась. Потом я узнал, что она приобрела вес в воровском мире, и история со шведской делегацией сыграла здесь не последнюю роль. Про Кроху узнал весь блатной мир страны. Ее даже прочили в воровки в законе, но так и не короновали. Баба. Хотя уважают.

— Так, может, съездить к ней, поговорить? — спросил Краснов.

— Нет, не расколется. Она за все это время на себя ничего лишнего не взяла. Только ту кражу, на которой ее взяли. И давали ей год-два, а сидела по три да по пять, потому что ни дня на зоне не работала. Ты же читал в досье. За это ее и уважают. Слухи о ней по всем лагерям ходят. Мне зэки сами говорили. Она авторитет…

— А вы знаете про ее связи на воле? — спросил Сергей.

— Кто же про них знает, кроме нее, а она не скажет. Ты жди, что тебе Соловец сообщит.

— Жду вот, жду. — Сергей глубоко вздохнул и тяжко выдохнул. Вдруг тишину кабинета разорвал телефонный звонок. Сергей подумал, что это майор, и не ошибся.

— Здравия желаю, — пробасил Соловец в трубку. — Сергей Сергеевича мне позовите.

— Это я, — обрадовался Краснов.

— Я вам, наверное, ничего особенного не скажу, — издалека начал зам, — только вот что… Крашенинникова отбывает срок и скоро он подходит к концу. Она освобождается через два месяца.

— Понятно, — кивнул сыщик.

— За это время особых нарушений с ее стороны не было. Она по-прежнему не работает, но начальник ИТК решил ее в карцер не сажать. Почему он так решил — не знаю.

— Это неважно, — подтвердил Краснов.

— Наверное. За все время срока она с вашей Матвеевой виделась всего несколько раз, да и то мельком — жили в разных корпусах. Но они хорошо знают друг друга, еще с прошлых сроков. О чем говорили — никто не знает. Про Матвееву мало что известно, она замкнутая, тихая, с заключенными мало общается — в общем, бука. Кроха тоже не откровенничает, держится особняком — статус позволяет. Про них мало что известно. Те, кто что-то знает — помалкивают — боятся. Кроха влиятельная, у нее крыша имеется на воле, солидная крыша.

— Какая? — сразу спросил Сергей.

— Неизвестно, кто у нее в друзьях, а кто во врагах. Ходят слухи, что вор в законе по кличке Шалый с ней накоротке. От него и продукты ей поступают, и курево, и денежки. Кто-то от него приезжал, несколько часов с ней беседовал в комнате для гостей. О чем говорили — не знаем. Вот, наверное, и все. — Соловец замолчал.

— Хорошо. И то что-то. Спасибо вам, Иван Сергеевич, вы мне очень помогли, всего доброго.

— Не за что, — пробасил майор. — И вам всего хорошего, привет передавайте от меня Борису Андреевичу.

— Непременно передам, — Сергей улыбнулся. — До свидания.

— Здоровья вам. — Соловец повесил трубку.

Краснов встал, прошелся по кабинету, а в это время Николай Иванович и Фомин с интересом следили за ним.

— Ну, что узнал? — не удержался Максимов.

— Узнал кое-что. Эту Кроху на воле опекает некто Шалый.

— О! Ну ты сказал, — полковник привстал в кресле. — Он известный вор в законе, его уважают и боятся, и никто с ним не связывается. Он очень влиятельный. Очень. И если он по рекомендации Крохи твоей Лоле покровительствует, то тебе одному с ними не справиться. Надо подключать к делу Генеральную прокуратуру. Он только им по зубам.

Сергей разочарованно посмотрел на полковника:

— Как это? Он что, неподсуден?