Именем закона. Сборник № 1

Не ожидавший подобного поворота, Сергей растерялся: «Не понимаю… Вы меня вызывали? Прошу по делу». И Сцепура раунд выиграл. Покачал головой, как бы сочувственно-дружески не принимая раздражения Сергея Петровича, и положил ему руку на колено. Изумившись еще больше, Сергей, однако, руки не снял, и тогда Сцепура печально произнес: «Поставь себя на мое место и решай сам. Как решишь, так и будет, слово чекиста. А теперь слушай факты. Ты затеял так называемую борьбу за прибор Качина…» — «Почему так называемую?» — резко перебил Сергей, сбрасывая с колена руку Сцепуры, но тот, мягко улыбнувшись, снова положил ее — на этот раз чуть ниже и даже слегка обнял ладонью коленную чашечку Сергея: «Потому что прибора нет. Да-да, нет… Вот заключение Наркомата обороны. В нем сказано, что «так называемый прибор обнаружения подводно-надводных объектов, сконструированный инженером товарищем Качиным Ю. И., не отвечает самым элементарным техническим условиям и обнаруживает полнейшее забвение автором основ школьного курса физики…» — прочитал безразличным голосом Сцепура. «Но я видел камни на стометровой глубине! — взорвался Сергей, снова забывая, что нужно сбросить ладонь Сцепуры. — Это заключение противоречит здравому смыслу!» Сцепура вздохнул: «Я надеюсь, ты понимаешь: оборона страны строится не на пресловутом «здравом смысле», что, согласно классикам, не более чем мещанско-усредненное восприятие бытия, а на научном потенциале! И потом, нам ли с тобой оспоривать Наркомат обороны?» Машинально отметив, что Сцепура не только не сделал ошибки в слове «потенциал», но и слово «оспоривать» произнес в лучших традициях девятнадцатого века, Сергей открыл рот, чтобы возразить, но так и застыл, вдруг поняв, что правота Сцепуры бесспорна и на данном отрезке пространства-времени — абсолютна. А Сцепура, заметив, как мгновенно сник Сергей Петрович (словно воздух из него выпустили), продолжал еще более проникновенно: «Вижу, что понял… Ну и хорошо. Идем дальше. Вольно или невольно, умышленно или по недоразумению — в этом мы еще будем разбираться — ты отвлекал и без того незначительные силы РО от действительных акций контрреволюции, в результате чего погибли два наших товарища и ушел от заслуженной ответственности ярый враг; ты и собственные силы транжирил на какой-то цирк, по-другому не скажешь, на какую-то мифическую разведгруппу или даже резидентуру, на какую-то дурацкую, извини, фотографию дурацкого старика, который только и умел, что морочить тебе голову, и что в итоге? Вот это письмо мы изъяли в квартире Мерта… — Сцепура открыл сейф и положил перед Сергеем Петровичем мятый листок из ученической тетрадки, две строчки, написанные каллиграфическим почерком: — «Все идет, как ты и предполагал, думаю, что в самое ближайшее время удастся поставить последнюю точку». Писал Дудкин, из отдела главного инженера, а изъяли мы это у Мерта! — Сцепура смотрел стальными глазами: — Теперь ты понимаешь, откуда дул ветер и где была главная опасность? Сегодня вечером в клубе Портового завода праздничный вечер и маскерад по случаю дня солидарности с китайскими кули, я продумал операцию по выявлению вредительской организации. Хочешь принять участие?

С какой-то отчаянной безнадежностью подумал Сергей о том, что, согласится он сейчас на участие в операции или нет, ничего не изменится. Качин отныне полностью предоставлен самому себе, и помочь ему теперь не сможет никто, крах…

— Будет служебное расследование?

— Ну, Сергей Петрович, ты нас даже унижаешь… — поморщился Сцепура. — При чем тут это? Просто я призываю тебя исправить ошибки, как и учит нас партия, вот и все. А ты упрямишься. Иди подумай…

В коридоре ждал Ханжонков:

— Ну что? — Он съежился и стал в два раза меньше ростом, а может, это показалось Сергею…

— А-а… — вяло махнул он рукой. — Пойду домой…

— А в клуб?

— Не знаю… Нет.

— Сергей Петрович… — Ханжонков снова затащил его за бюст Карла Маркса. — Вы ошибку совершаете. Не ссорьтесь со Сцепурой, он не простит.

Не простит, это верно… И что же теперь — юлить, заискивать, делать то, во что не веришь, ходить по собственному «я» ногами? И, словно догадавшись о горьких мыслях Сергея Петровича, Ханжонков произнес полувопросительно:

— Мы ведь люди военные и обязаны выполнять приказы.

— А он не приказал, — пожал плечами Сергей. — Приказал бы, так я, может быть, и спрятался бы за его приказ.

— Как так? — изумился Ханжонков.

— А вот так. Он попросил… Зная, что откажусь. А этой лазейки, приказа этого — не отдал. Судьба, значит… — Сергей ушел, оставив Ханжонкова в изрядной растерянности.

Дома ждал Розенкранц, он что-то писал, старательно склонив голову набок и высунув кончик языка. Под локтем, плотно прижатые, лежали фотографии. Сергей развернул их веером. На камне у моря сидели и о чем-то разговаривали инженер Качин и моложавый, спортивного вида незнакомец в свитере.

— Кто это?

Розенкранц протянул мелко исписанный лист — запись разговора незнакомца с Качиным.

— Фантастика… — заволновался Сергей. — Как удалось?