Именем закона. Сборник № 1

— Пляж был пуст, полный штиль, они стояли метрах в тридцати и не стеснялись, а я сидел на скамейке спиной к ним и слушал. У меня феноменальный слух! Не верите? Идите в коридор, закройте дверь и негромко скажите что-нибудь.

Покачав головой, Сергей прикрыл дверь и, повернувшись к стене, произнес по-немецки два слова из стихотворения Гейне «Силезские ткачи»: «Вирвейбен, вирвейбен…» И сразу донеслось из-за дверей: «Мы ткем, мы ткем». Розенкранцу можно было верить…

Вот что он услышал: «Какое вам дело до моего настроения?» — «Я хочу вам помочь. Вы талантливы, а талант следует питать. Вам нужно поехать на стажировку». — «Куда?» — «Туда, где высока культура производства и технологии». — «За границу?» — «Именно». — «Бросьте… Кто меня пошлет…» — «Но ведь посылали же Аникеева и Мутазяна?» — «Один предзавкома, второй — племянник директора». — «Неважно. Я позабочусь, и фирма пришлет вызов». — «Фантазия… Зачем мне надо, чтобы этим вызовом заинтересовались компетентные органы? Нет. Не поеду». — «А вы подумайте. Иногда по недомыслию мы совершаем трагические ошибки». — «Что значит «трагические»?» — «Трагические — это значит ведущие к трагедии». — «Это как понимать?» — «Как сказано…»

— Спасибо… — Сергей улыбнулся и кивнул Розенкранцу. — Ничего не скажешь, молодец… Какое дело сделали… Только вот не следовало приходить ко мне.

— Я подумал, что это крайне важно.

— Вы правильно подумали, но в дальнейшем соблюдайте осторожность.

Осторожность… Она больше не понадобится. И эта запись — тоже ни к чему. Правде надо смотреть в глаза. Может быть, отнести Сцепуре? Да он рассмеется в глаза. Скажет: очередную чушь выкаблучиваешь? Чудишь? На своем настоять желаешь? Выводов не сделал? Какой-то психопат подслушал какие-то глупости, а ты опять отвлекаешь от дела? Ведь в основе-то — чистая туфта! Заключение эксперта из Наркомата обороны непреложно…

Но старику всего этого знать не нужно…

— Спасибо, Адольф Генрихович, до встречи…

Розенкранц церемонно поклонился, с достоинством пожал протянутую руку и ушел, а Сергей перечитал запись разговора. Ценный разговор… Но ведь воистину зря. Как объяснить Сцепуре роль Розенкранца? Откуда он взялся, этот Розенкранц? Без ведома и санкции руководства, авантюрно, в неизбывном самомнении и уверенности, что избранный путь верен. А если не верен? Если и в самом деле допущены ошибки, в результате которых погибли товарищи? О господи, Тане, что ли, позвонить…

Но едва он протянул руку к телефону, раздался звонок, и глуховатый голос Ханжонкова изрек с незнакомыми интонациями:

— Татьяна Николаевна арестована… — Трубку швырнули на рычаг, послышались короткие гудки, а Сергею показалось, что потолок рухнул на голову…

Что делать, куда бежать, с кем говорить, кого просить?.. Клемякина? Чепуха… Он начнет выяснять, а Сцепура не дурак, нет, не дурак, это он только кажется таким, это ты, интеллигентик, таким его воспринял, это твое глупое самомнение, самовлюбленность твоя, и вот — расплата… Ах, какой удар, какой точный и неотразимый удар… А может быть, к Сцепуре? Так, мол, и так, за что, почему, я имею право, Князева мне не чужой человек и так далее…

Но Сцепура ответит просто: тебе не рекомендовали с ней встречаться? А ты? И ведь не пожелание то было со стороны руководства (но ведь пожелание руководства обязан рассматривать работник системы как приказ!), а категорический императив. Хотя при чем здесь это? Это же о нравственности, а совершена безнравственность. Разве Таня враг? Нет… А собака, которую убил Емышев, — враг? А бывшие белогвардейцы, которых отправили в лагерь за то, что пили чай, молились и пели приглушенно «Боже, царя храни», — враги? Странно как… Вроде бы по всем меркам враги. А вроде бы и нет… Как посмотреть… Ну и как же посмотрят на просьбу о Тане? И вообще: кто тебе Таня? Жена? Нет. Любовница? Тоже нет. Так чего же ты лезешь?

Он снял трубку (смотреть в глаза Сцепуре не было сил, невозможно было лицом к лицу обсуждать с ним Таню, видеть, как ползут уголки рта в мерзкой, самоуверенной, убежденной в собственной непогрешимости ухмылке, а главное — зачем? Дать еще один повод для насмешки? Еще раз продемонстрировать слабость? Слабость… А что, Боде, ты ведь и слаб, признайся честно, без пользы, без уверток. Слаб. Смертный приговор…), Сцепура ответил сразу:

— Ты, Сергей Петрович? Я знаю, что это ты. Чего молчишь?

— Я… по поводу Татьяны… — Сергей проглотил густую слюну. — Николаевны Князевой. Что… случилось?

— А что случилось?

— Но… она арестована?

— Задержана. Мы еще не получили санкцию.

— Валериан Грегорианович… — Вдруг показалось, что в горле застряла голова Горгоны. — О какой санкции вы говорите?..

— Прокурора. Закон один для всех.

— Оставьте. Мы действуем в порядке охраны государственной безопасности, и санкция нам дается формально, вы это знаете не хуже меня…