Принадлежавшие Зелинскому синие «Жигули» последней модели стояли на асфальтовой площадке метрах в пятидесяти от подъезда. Наверное, Зелинский часто смотрел на них из окна своей квартиры. Здесь и решили его дожидаться. Свою «Волгу» поставили неподалеку — прятаться пока нужды не было. Все втроем — Демченко, Витя Коротков и Сокольников — сидели в машине: выходить с недосыпа на утренний холодок не хотелось. Молчали. Смотрели на подъезд, откуда должен был выйти Зелинский, и на часы.
Минуло шесть. Мимо машины пару раз прошла дворничиха — молодая, крепко сбитая, с раскосыми темными глазами.
— Срисовала уже, — ухмыльнулся водитель Гена. — Ушлые пошли лимитчицы.
— Почему лимитчицы? — вяло возразил Коротков. — Может, студентка прирабатывает.
— Какая студентка! Лимитчица. Горьковская область, Краснооктябрьский район, село Мочалей, — безапелляционно заявил Гена, — все московские дворники оттуда. Спорим?
Спорить, однако, никто не пожелал. Тогда Гена скукожился на своем водительском месте и почти сразу засопел. Спать прошлой ночью ему пришлось меньше всех.
Двор постепенно просыпался, двери подъездов хлопали все чаще, выпуская на работу хмурых москвичей. Где-то высоко над землей из раскрытого окна внезапно, без всякого предупреждения, грянуло в сотню электронных децибелов:
— А-ах! А-арлекино! А-рлекино! — и тут же оборвалось, словно захлебнувшись собственной дерзостью.
Гена вздрогнул, пошевелился (почесал ухо) и засопел еще прилежнее.
Сокольников глядел на подъезд не отрываясь, как ему казалось, но появление Зелинского пропустил. А когда сморгнул набежавшую от напряжения слезу, оказалось, что Зелинский уже подходил к машине.
— Он!
— Пошли! — скомандовал Демченко, и они выскочили каждый со своей стороны, лихо хлопнув дверцами.
Зелинский повернулся на этот стук, и лицо его выразило тревогу.
— Прошу пройти, — Демченко взмахнул удостоверением.
— В чем дело? — сказал Зелинский без малейшего удивления и вдруг громко крикнул: — Что такое?! В чем дело!!
И Демченко, и Коротков, и Сокольников на секунду опешили, пораженные неспровоцированной силой звука этих вопросов.
— Не надо кричать, — сказал Витя Коротков.
— Оставьте меня в покое! — завопил Зелинский на весь двор. — Я никуда не пойду! В чем дело! Это самоуправство!
Даже не поднимая головы, Сокольников почувствовал, сколько сразу появилось в окнах дома любопытствующих лиц.
— Тэ-эк! — Крякнув, Демченко ухватил Зелинского под руку.
Но Зелинский не упирался, сразу начал послушно переставлять ноги в сторону оперативной машины, но вопить не переставал и делал это не столько с чувством, сколько очень громко.
— Хулиганство! — надсаживался он. — Оставьте меня в покое! Вы что, с ума сошли!
Его довели, как тяжелобольного, и усадили на заднее сиденье. В машине Зелинский успокоился и принялся шумно отдуваться — крик отнял у него немало сил. И тут Сокольников догадался:
— Михаил Федорович! Он же своих предупредить хотел!
По тому, как злобно дернулся Зелинский, стало ясно, что Сокольников попал в точку.
— Оставайтесь здесь, — распорядился Демченко. — Я его сам доставлю. Чтоб из квартиры никто ничего не унес!
Двигатель машины уже завывал на полных оборотах, едва закрылась дверца, она прыгнула вперед, как камень из рогатки, — Гена вступил в свои права.
Сокольников и Коротков с интересом поглядели ей вслед: машина домчалась до поворота, кренясь и скрипя, свернула и исчезла.
— Чтоб никто не унес, значит, — флегматично пробормотал Витя Коротков. — Легко сказать!
А в Сокольникове уже пробудился оперативный азарт, он тянул Витю, торопясь и переживая, что может опоздать.
Они взбежали на шестой этаж, не обращая внимания на ожидавший внизу лифт. Квартира Зелинского была закрыта. За дверью, обитой добротно и даже богато, с набором никелированных замков, стояла тишина. Наклонив голову, Сокольников прислушался и почувствовал, что с другой стороны двери кто-то тоже стоит и слушает затаив дыхание. Тогда оба тихонько спустились пролетом ниже и устроились на широком подоконнике.
— Что будем делать? — шепотом спросил Сокольников.
— Всех, кто выйдет из квартиры, будем задерживать и отводить в опорный пункт, — подумав, сказал Коротков. — Тут недалеко.
На площадке щелкнул замок, они сразу насторожились. Но отворилась дверь не Зелинского, а квартиры напротив. Оттуда, из образовавшейся темной щели на них сначала долго смотрели, а потом вышла старуха — грузная и седая, с растрепанными лохмами. Переваливаясь, стала спускаться к ним с помойным ведром в руках. Она что-то злобно бубнила на ходу, смотрела на них с сильнейшей неприязнью и вызывающе гремела ведром об откинутую крышку мусоропровода. Потом так же шумно поднялась наверх, а когда уже входила в свою квартиру, хрипло прокаркала:
— Пьянь! Сволочь! Собрались тут с самого утра! — и быстро захлопнула дверь.
— Ведьма, — тихонько сказал Сокольников.
Старуха приняла их за местных алкашей. А может, просто такая неприветливая по натуре была старуха.
Витя Коротков ничего не сказал. Покачал головой и достал пачку сигарет. Дверь старухи немедленно приоткрылась.