Именем закона. Сборник № 2

— Вас, наверно, смущает совпадение имен? — делает он следующую попытку уйти от вопроса. — Просто покойный родитель чрезмерно увлекался Федором Михайловичем…

— Родион Романович, меня интересует, при каких обстоятельствах произошла ваша ссора с Виталием Рубиным.

— С усопшим? — уточняет Лисневский и чешет висок длинным ногтем указательного пальца. — Собственно, ссора ли это? Он действительно вел себя вызывающе. Оскорбил Тенгиза, назвал меня мошенником, но, согласитесь, не вызывать же мне его на дуэль, а драться по такому поводу интеллигентному человеку просто глупо. К тому же мы с ним в разных весовых категориях.

— Так и не выяснили отношений?

— После игры я его не видел. Вас, кажется, интересует именно это? — Лисневский поправил узел галстука, хотя необходимости в этом не было. — В девять я вернулся к себе в купе. Там застал семейную сцену. Я, признаться, не любитель острых ощущений, поэтому попросил проводника перевести меня в свободное купе, что он и сделал. Милейший человек. Далее: я перешел во второе купе, побаловался чайком и лег спать.

— В котором часу баловались?

— Увы, не засек. — Он разводит руками. — Не имею привычки.

— Когда проводник убирал стаканы, вы уже спали?

— Ах да, совсем упустил. После чая я решил совершить нечто вроде вечернего моциона. Зашел к проводнику, поболтал с ним, так сказать, на вольные темы, а уж потом пошел к себе.

— Рубина, конечно, не видели?

— Только мельком. — Лисневский изящным щелчком сбивает невидимую пылинку с лацкана пиджака. — Он направлялся к себе, но, откровенно говоря, у меня не было ни малейшего желания общаться с этим типом.

— Кто, кроме вас, играл в карты?

— Рубин, Эрих и Тенгиз.

— А кто присутствовал при этом?

— Квасков и мой сосед Жохов.

— В каком купе едет Квасков?

— Володя? В пятом.

— Скажите, Родион Романович, почему вы не пошли вместе со всеми в ресторан?

— Я, знаете ли, поиздержался за время отпуска. В настоящее время, что называется, стеснен в средствах.

— Понятно. Ну а в период между десятью и одиннадцатью никуда из купе не отлучались?

— Спал, как сурок. — Он натянуто улыбается, но тут же улыбка сбегает с его лица, и, подавшись вперед, он проникновенно заглядывает мне в глаза: — Я вас очень прошу, бога ради, не вмешивайте вы меня в эту историю. Поверьте, что я не имею к ней ни малейшего отношения.

— А кто имеет? — спрашиваю я тем же тоном. — Может, подскажете? Время-то позднее.

Он выпрямляется, и мы некоторое время слушаем перестук колес, думая каждый о своем.

Когда я выхожу, на щеках «Водиона Вомановича» горит яркий румянец.

Один час десять минут

Мои попытки сдвинуть с места оконную раму ни к чему не приводят. А жаль — глоток свежего воздуха мне бы не помешал. Выхожу в коридор и стучу в пятое купе.

— Квасков? — спрашиваю у заспанного мужчины, появившегося на пороге.

— Так точно, — отвечает он, массируя веки пальцами. — Владимир Квасков.

— Разрешите войти?

— Конечно, — он пропускает меня к себе в купе.

Постель смята — хоть один человек в вагоне спал спокойно. На откидном столике стоит початая бутылка боржоми.

— Где брали? — спрашиваю у Кваскова.

— В ресторане. Хотите?

— Не откажусь.

Я наполняю стакан и жду, пока в нем прекратится извержение пузырьков.

— Вы догадываетесь, по какому я поводу?

— Догадываюсь, — отвечает он.

— Расскажите, чем вы занимались между девятью и одиннадцатью часами вчера вечером.

— Одну минуту, дайте припомнить. Значит, так: до девяти смотрел, как в восьмом купе играли в преферанс. Пошел в ресторан ужинать. Сидел один. Минут через десять пришли соседи по вагону: Станислав Иванович и этот, что из Прибалтики.

— Эрих?

— Не знаю, кажется, Эрих. Он посидел с полчаса и ушел, а мы остались. Так… Постойте, около десяти в ресторан пришел еще один. Тенгиз из четвертого купе, но он сел отдельно. В одиннадцать мы со Станиславом Ивановичем вернулись в вагон. Не успел я раздеться, как услышал крики. Вышел узнать, что случилось. Оказывается, мужчина из восьмого купе разбился.

— Не помните, с кем он ссорился во время игры?

— Ну, поругался с Тенгизом и с тем… пижоном.

— Лисневским?

— Да, с ним. Назвал его мошенником — не знаю почему. Я ведь за игрой не очень-то следил, сидел так, за компанию, от скуки. А с Тенгизом он сцепился из-за мандаринов, которые тот везет с собой.

— Вы долгое время находились в ресторане со Станиславом Ивановичем. О чем говорили?

— Это целая история. — Квасков показывает на бутылку: — Будете еще?

— Спасибо, — отказываюсь я.

Он делает несколько глотков прямо из горлышка.

— Значит, так. Станислав Иванович нашел у себя в купе зажигалку, вроде бы не свою, а этого… Рубина. Ну, закатил жене скандал, заподозрил, что, пока его не было, Рубин заходил к его жене. В ресторане только об этом и говорил. Обещал расправиться с ним, жене своей угрожал и всем на свете. Мне, знаете, даже надоедать стало, тем более что он солидно под градусом был, пива набрался, а пьяный человек, сами понимаете…

— Почему же вы не ушли, как Эрих, например?

— В том-то и дело. Он ведь попросил меня удержать Станислава Ивановича в ресторане как можно дольше.

— Кто, Эрих?

— Да.