«А что есть я ныне?..» Он часто задавал себе такой вопрос, не подыскивая ему ответы упрощенные, поскольку задавался вопрос с тревогой и болью…
Конечно, можно занять пост, зарыться в бумаги, играть роль безупречного гражданина, семьянина, но… зачем лгать себе? Ведь не ради приобретения внешних благочестивых атрибутов он живет, а живет жизнью самим же созданной системы, ее духом и идеологией. Эволюция этой идеологии была долгой, многоступенчатой, сложной в анализе, но, состоявшись, она обрела весьма незатейливую суть. Поначалу он упрощенно полагал, будто в обществе существует лишь две категории людей: деловых и неделовых. Неделовые сидят на зарплате или же на пенсии, в домах умалишенных и прочая, деловые своими поступками и идеями двигают общество вперед. Поступками и идеями. Зарплата для них — фактор необязательный, но зарабатывать они должны много, естественно, принося ощутимую пользу окружающим, и в первую очередь неделовым. Удовлетворяя их спрос. Деньги в таком процессе извлекаются исключительно за счет личного вклада сил и энергии, а исходное сырье приобретается законно.
Вот и создавались им артели, скоро и качественно доставлявшие и возводившие на садовых участках летние и зимние домики; сервис при гаражных кооперативах, бригады по превращению открытых автостоянок в закрытые; после началось увлечение кооперативным строительством, едва не обернувшееся судимостью благодаря алчным компаньонам, решившим поманипулировать со стройматериалами. Тогда-то им остро уяснился конфликт между устремлениями к обогащению и государственной системой обеспечения сырьем. Сырье — основа прибыли, с трудом приобреталось и без труда кралось, ибо вели к нему не лазейки, а широкие врата без запоров… В канализацию спускались миллионы, пропадали вагоны с готовой продукцией, ниагарами лился налево госбензин, к припискам относились едва ли не как к политически оправданной акции; успехи производства определялись фактором количественными очень мало где — качественным; понятие «зарплата» приобрело оттенок анекдотический, и, конечно, деловые своего тут не упускали. Они драли бешеные деньги за то, чего жаждали неделовые, то есть за дефицит. Созидались состояния. И начал Ярославцев понимать: деловые обществу никак уже не полезны; умные и предприимчивые люди ухватились за простенькие методы обогащения: спекуляцию, взятки, рэкет, хищения. Ценностей ими не создавалось. Ценности либо умело добывались и перепродавались, либо наживались непосредственным паразитированием на государстве — то есть на людях неделовых, служащих за зарплату, но тоже стремящихся к благам дня современного, завидующих удачливым лихоимцам и в итоге призывам к ударному труду не внемлющих. Образовывались круги, касты, шайки, присасывающиеся к дойной корове державы и лихорадочно набивающие карманы, причем в уверенности своей безнаказанности, ибо стоящие выше или контролирующие охотно «брали», а значит, молчали. Задача была, таким образом, проста: нахапать в расчете на все взлеты цен в течение, по минимуму, полувека. И с ними, с этими зажиревшими деловыми, Ярославцеву приходилось сталкиваться изо дня в день, ибо с и т у а ц и е й владели лишь они, и приходилось идти частенько на поводу у них, чтобы выжить, удержаться на ногах. Внутренне же им исповедовался иной принцип: надо зарабатывать, создавая товар доступный, конъюнктурный, высшего качества. И он пытался делать это, что само по себе было не так уж и сложно; куда труднее оказывалось обуздать жадность исполнителей, держать их в узде, тем паче, свирепея от узды, они видели в нем своего врага, едва ли не прокурора, не дававшего расхищать.