Костяшки пальцев побелели, когда я вцепилась в руль, а губы были плотно сжаты, пока ребята болтали на заднем сиденье. Они с нетерпением ждут последнего года обучения, а у меня в груди щемит от мысли, что это последний год учебы, когда я отвожу их. Я благодарна своему сыну за то, что он разрешил мне отвезти их. Уверена, что родители других подростков не имеют такого шанса.
Проехав через длинную очередь, средняя школа появляется слишком быстро, и я не готова с ней попрощаться. Когда я подъезжаю к обочине, Коул выходит, помахав рукой, но Дженсен задерживается.
— Ты в порядке? спрашивает он. Я ловлю его взгляд в зеркале заднего вида, боясь, что если обернусь, то снова начну плакать.
— Буду, честно отвечаю я ему.
Его лица растягивается в улыбке.
— Люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, милый.
Я целую его, а затем прикрываю рот, чтобы сдержать рыдания, когда он закрывает дверь. Боже, я знаю, что я смешна. Когда я возвращаюсь в дом, я начинаю гордиться тем, что сдержала слезы. Прошло уже более десяти лет. Казалось бы, что может быть проще.
Припарковавшись, я выхожу из машины и, подойдя к входной двери, делаю пометку позвонить садовнику, чтобы он подстриг газон. Я оглядываю тихий дом, и одиночество снова накатывает на меня гулкой болью.
Прошло почти десять лет с тех пор, как не стало моего мужа, но дыра, которую он оставил в нашей жизни, не стала меньше. Безумная сумма денег, которую мы получали от несчастного случая на его работе, позволяла нам жить безбедно, мне даже не нужно было устраиваться на работу. Но это не заменило пустоты на моей кровати, не заменило печального выражения лица моего сына, когда он смотрел, как другие дети играют со своими папами в парке.
Сняв толстовку, я прохожу на кухню и начинаю убирать то, что осталось после завтрака. Обычно я поддерживаю порядок в доме; с возрастом сына это стало проще. Все меньше игрушек разбросано по дому, вместо них — вонючая футбольная одежда и экипировка.
Я как раз заканчиваю загружать последние тарелки в посудомоечную машину, когда слышу стук. Я отключаю воду и замираю, чтобы убедиться, что это не плод моего воображения. Через секунду раздается звонок, я снимаю перчатки и направляюсь к двери.
Открываю дверь и с недоумением смотрю на стоящего по ту сторону Коула, руки которого засунуты в карманы джинсов. Я только что отвезла его в школу, меньше часа назад.
— Ты что-то забыл? Я могла бы привезти это тебе.
Он покачал головой.
— Мне сегодня восемнадцать.
— Я знаю, говорю я, все еще недоумевая.
Его язык скользит по задней поверхности зубов.
— Мне восемнадцать, и единственное, что я хочу получить на свой день рождения, — это вас.
Я моргаю, слова не выходят у меня из головы, пока я пытаюсь понять, что он говорит.
Коул шумно выдыхает.
— Была только одна женщина, о которой я фантазировал, и до того, как я уеду в колледж, я хочу попробовать ее хотя бы раз. Пожалуйста.
У меня перехватывает дыхание.
— Что… что ты имеешь ввиду?
— Я прошу вас трахнуть меня в мой день рождения, сказал он, и от его хриплого тона у меня по рукам побежали мурашки.
Глава 3
— Оливия?
Она вздрагивает и отшатывается от меня.
— Это… это неуместно. Ты ребенок.
— Мне восемнадцать, заявляю я, бросая на нее пристальный взгляд. Я не ребенок.
— Ты был им вчера. А я старше тебя почти на два десятка лет! огрызается она.
Она поворачивается и идет в сторону кухни, покачивая бедрами и распуская длинные темные волосы, оживленно бормоча себе под нос. Обтягивающая майка и леггинсы демонстрируют ее сочную фигуру.
Я следую за ней, твердо решив, что она меня выслушает.
— Всего один раз. Никто не узнает.
— Я буду знать, Коул! И что бы ты там себе ни думал, я здесь взрослая. Этого не произойдет. Ее яростные глаза обращены ко мне, и мой член еще сильнее твердеет. Я никогда не пользовался ее вниманием так, как сейчас. Обычно это дополнение к тому, что она делает для Дженсена.
— Только один раз. Я не против поумолять, говорю я, слегка подаваясь вперед, чтобы не испугать ее. — Это всегда была только ты. Каждый раз, когда я обхватываю рукой свой член и закрываю глаза, я представляю именно тебя.
У меня болит грудь от того, как сильно колотится сердце, я понимаю, что рискую, говоря с ней так настойчиво. Но я не могу остановить слова, которые вырываются у меня изо рта.
Ее лицо краснеет.
— Коул… мы не можем. Ты лучший друг моего сына.
Я сдерживаю улыбку, которая грозит расплыться по моему лицу. Она больше не упоминает о моем возрасте, но вместо этого рассказала о последствиях, если о нас когда-нибудь узнают. Я не уверен, как именно отреагирует Дженсен. Какая-то часть меня надеется, что он будет рад, что это я, а не кто-то другой, но я знаю, что это заблуждение.
— Я знаю. И я не хочу причинять ему боль, но ты должна быть моей. Я умоляю, не заботясь о том, как отчаянно это звучит.
Она заливается смехом.
— Ранить его? Это его уничтожит.