Именинник

— Так, так!.. Деньги только задаром с Василисой-то Ивановной переводите… Да вот еще что я тебе скажу: приезжал как-то с генеральшей этот дохтур, которого ты выписал в земство. Ну, поглядела я на него: вертоват паренек…

— Нет, он славный, — защищал Сажин товарища, — мы с ним вместе в университете были, хороший и надежный человек вообще…

— Так… Это хорошо, когда надежные люди все у тебя кружатся. А ты бы все-таки сам рыбки-то присолил, оно надежнее: лето придет, сейчас ботвиньица с соленой рыбкой и на столе. Вот Софья Сергеевна любит ее; бывает по времю и у меня, такая ласковая бабочка, — как приедет, так и обойдет старуху. Надо бы в другой раз словечко покруче выговорить ей, а у меня сердце не поднимается на нее. Теперь разобрать, какую она себе компанию подобрала?.. Ровно в городе людей не стало… От ее-то ума и мне немало горя.

Простилась с гостем Марфа Петровна очень дружелюбно и даже пригласила как-нибудь завернуть летом, когда в Петровки добрые люди ботвинью будут есть. Анна Ивановна так и не показалась, а Сажин уехал недовольный, что Марфа Петровна позволяет себе уж слишком много. Ему не следовало делать этого визита, который старуха, наверно, перетолкует по-своему. Эти «ветхие люди» не понимают самых обыкновенных человеческих отношений… Сажин приезжал собственно только затем, чтобы подарить Анне Ивановне первый номер своей газеты «Моховский Листок». Первое место в газете было отведено, конечно, земству, причем Щипцов постарался и разгромил все партии. Сажину в номере принадлежала только одна заметка об открытии первой начальной школы в Теребиловке. Он теперь припоминал счастливое выражение лица девушки, когда она просматривала номер, и как она улыбнулась, пробегая заметку о школе.

— Это вы писали о школе? — спросила она, свертывая номер трубочкой.

— Почему это вы думаете?

— Да так… заметно по языку, и есть несколько ваших любимых выражений.

Это подстрекнуло самолюбие Сажина, и он был совсем счастлив, что у него есть наконец своя газета, в которой можно сказать свое слово. Куткевич готовил ряд передовых статей о профессиональном образовании. Белошеев обещал какой-то трактат по «философии неравенства»; затем в редакцию явились новые люди, существование которых в глухом провинциальном городе трудно было бы даже предполагать: какой-то отставной подпоручик корпуса флотских штурманов Окунев; потом отставной архивариус какого-то «сосредоточенного архива» Корольков и т. д. Даже о. Евграф и тот обещал статейку: «Черты неумытного споспешествования благому начинанию». Одним словом, газета с первых же шагов явилась связующим началом, организовавшим общественное мнение.

«Почему, это старуха так нападает на Вертепова? — раздумывал Сажин, возвращаясь домой пешком и припоминая фельетон доктора в „Листке“: — у этих непосредственных натур есть свое чутье…»

По странной ассоциации идей он припомнил, что грёзовская генеральша называет Анну Ивановну «недотрогой», — действительно, недотрога. Зачем она вышла и скрылась?.. Сажин опять припомнил выражение лица девушки, когда она просматривала газету, и улыбнулся. Какое у нее милое лицо, когда она задумывается. Недели через две Сажин опять явился в злобинский дом. Это вышло как-то совсем случайно: он чувствовал себя не совсем здоровым, вышел на улицу подышать свежим воздухом и опомнился только тогда, когда взялся за ручку звонка. Ему припомнился последний неприятный разговор со старухой, но возвращаться было уже поздно. На его счастье, Марфы Петровны дома не оказалось: она уехала в свою молельню.

— Барышня дома… — лукаво говорила Агаша, стаскивая шубу с гостя.

— Ага… — ответил Сажин и сунул бойкой девушке кредитку.

Анна Ивановна сильно смутилась и вышла к гостю с серьезным лицом, но он, кажется, не хотел замечать настроения молодой хозяйки и прошел из залы без приглашения прямо в гостиную, как свой человек в доме.

— А я, знаете, зашел отдохнуть к вам, Анна Ивановна, — рассеянно объяснял Сажин, перекладывая свою шапку на третье место, — устал… одним словом, я начинаю стариться и хандрю, как все старики.

— Может быть, случилось что-нибудь?

— Нет, ничего особенного… Просто устал! Знаете, на всякого нападают такие моменты бессилия, а тут еще эта война мышей и лягушек… В самом деле, что за удовольствие вести препирательства и сражаться с какими-то волостными писарями, кабатчиками и вообще головоногими!..

— Да, но ведь вы работаете не для этих людей, а для известного дела… — нерешительно заметила Анна Ивановна, чтобы сказать что-нибудь.

Этот неожиданный визит поставил девушку в самое неловкое положение, и она начинала сердиться, что Сажин не хочет это понять. Что подумает Марфа Петровна, когда вернется из молельни?.. Анна Ивановна чутко прислушивалась к каждому шороху и вперед переживала неприятное объяснение с матерью. В окна смотрело уже апрельское солнце, где-то трещали неугомонные канарейки; в отворенной двери показалась пестрая кошка, посмотрела большими зелеными глазами на гостя и на хозяйку, облизала рот и ушла назад.