Именной указатель

О. С.: Вообще мне очень везло, вы знаете. Мне повезло, что я попала в эту Карелию, Медвежьегорск. Можно всю жизнь прожить в Москве и не встретить таких людей, которых там собрали. И главное, что я видела, кто караулит и кого караулит. Это так было ясно. Мне вообще повезло там.

Н. Г.: Как вы туда попали?

О. С.: У мамы характер был четкий, твердый. Они с моим отцом вроде как сошлись, должна была я родиться, они собирались повенчаться. Но он заболел аппендицитом. Мама пошла его навестить, а там какая-то молоденькая девушка лет восемнадцати, говорит: “Вы кто?” Мама сразу все поняла. Говорит: “Я его квартирная хозяйка”. А девушка: “А я его невеста”. Когда отец вернулся из больницы, мама сказала: “Илья Михайлович, вот ваши вещи, а внизу извозчик”. Это был 1923 год. Я родилась в 1924-м, 4 января мне будет девяносто три.

Н. Г.: И больше папа с вами никогда не общался?

О. С.: Мама даже не виделась с ним. Ни денег не брала, ничего. Не было его! У нее такой характер! Она как считала нужным поступать, так и поступала.

У меня нет никаких национальных предрассудков. Прадед у меня немец Павел Генрихович фон Дикгоф, горный инженер. Рабочие его очень любили. Жена его была англичанкой, дочка Павла Генриховича вышла замуж за русского, моего деда Попова Владимира Васильевича, инженера путей сообщения. Он строил Черноморо-Кубанскую дорогу, Туркистано-Сибирскую, и мама и я жили и ездили с ним вместе. Родилась я в Краснодаре. Потом мы переехали в Алма-Ату и Фрунзе (Бишкек) и там жили и строили Туркестано-Сибирскую.

Когда Туркестано-Сибирская кончилась, поехали в Ленинград, где было управление железных дорог. От управления Мурманской железной дороги деду дали назначение в Медвежьегорк, где строили Беломорканал. Им мешала железная дорога, и ее надо было перенести в сторону. Он был главным инженером по переносу трассы. Вот так мы попали в Медвежью Гору.

Н. Г.: Туда плавали наши писатели в 1933 году.

О. С.: Да, это уже потом они плавали. А мы приехали туда в конце 1920-х годов. Мы уезжали из Ленинграда. Пока ждали назначения деда, часто ходили с мамой в гости. Я была еще совсем маленькая. Как-то пошли с мамой отмечать чей-то день рождения, именины или еще что-то. За столом шли разные разговоры. Я помню, как человек в пенсе встал и сказал: “У нас сейчас так: если на груди тельняшка, а на боку пистолет, то человек понимает во всем. В науке, в сельском хозяйстве, в машиностроении, в чем угодно. Если дальше пойдет, то наша огромная богатая страна не продержится больше ста лет”. Я помню до сих пор его слова. Когда мы ушли из гостей, мама сказала: “Никому не рассказывай то, что там говорили. Потому что кто-то может обидеться. Не надо”. Я понимала, что рассказывать не надо. И поэтому, когда мы приехали в Медвежку, я была уже подготовлена. Мне было семь лет, и я прекрасно все понимала. Ко мне очень хорошо все относились. Мне мама никогда не говорила: “Это ты не читай, это тебе рано”. У нас была очень хорошая библиотека, которая с нами ездила, часть пропала из-за этих переездов. Но я брала что хотела и читала. Ничего со мной не стало.

Потом у мамы был совершенно четкий принцип, что человеку в беде надо помогать. Порядок там был такой. В Медвежке были дома и избы, в которых жили заключенные, и были лагерные зоны с колючей проволокой. Оттуда выходили люди, становились в колонны, конвойные, собака как у клоуна Карандаша была. Ее звали Зека, она откликалась. Она просто сопровождала колонны. Колонны шли вдоль поселка Медвежья Гора и расходились по учреждениям, где работали. В поликлинику шли врачи.

Н. Г.: То есть это была чистая работа? Не с кайлом?

О. С.: Нет, с кайлом было на самом канале. А это был Медвежьегорск, где было управление Беломорканала. Я как-то поехала в Повенец. Девчонкой я там везде моталась. Там валуны. И всё делали вручную. Никаких машин или взрывов я не слышала. Вручную разбивали это все, вытаскивали, выкатывали на тачках. Я видела собственными глазами мосточки, проложенные через эти каналы, внизу речка журчит. Помню сейчас картинку. Упала тачка вместе с человеком – мосточки эти сломались. Тот, кто со мной был, моментально меня увел. Я только потом узнала, что не вынимают этих людей. Тогда я думала, что ему помогут и он будет дальше работать.