Именной указатель

Они ушли, а позвонить я постеснялась. Следующий вечер был в зале в Университете, где Манежная площадь. Опять мне Павел Ильич Лавут сказал, что там Пастернак, и я пошла. Написала ему две записки. “Как вы относитесь к сопоставлению Достоевского и Толстого?”, а вторая: “Как вы относитесь к Соловьеву и Федорову?” И передала их ему, а Пастернака просили читать записки вслух. Записки шли и шли, а моей всё нет. Когда кончился вечер, он сказал: “Вы знаете, тут столько записок, я их все прочту дома”. И в такую черную сумку положил. Следующий вечер Пастернака был в Доме ученых. Первое отделение прошло. Я там была своим человеком, так как проводила концерты, отвечала и за сборные, и за сольные. Подумала, попробую поговорить, познакомиться. И вдруг Пастернак говорит в антракте (Женя, правда, этого не помнил): “Одну минуточку. На прошлом вечере мне подали бесконечное количество записок. Я постарался их все прочесть. Среди них было две записки”. Он наизусть прочел две мои. Я очень хорошо помню, потому что была поражена. “Если здесь есть человек, который писал эти записки, может быть, он подойдет ко мне после вечера? Люди, которых это все интересует, должны быть знакомы между собой”. Я так обрадовалась. Прошла за кулисы, когда концерт кончился. Там был Журавлев, еще кто-то, может быть Яхонтов, Антон Исаакович Шварц. Борис Леонидович вышел, озирается. Поздоровался со мной. “Что же вы не позвонили?” Я говорю: “Знаете, я постеснялась звонить”. – “Ну вы все-таки позвоните, позвоните”. Кто-то говорит: “Может быть, мы вас подвезем?” А он отвечает: “Нет, я вот тут жду, может быть, автор записки подойдет”. Я говорю: “Борис Леонидович, это я автор записки”. Он: “Что?!” Надо было меня видеть, полтора метра роста, платьице из вискозного шелка в полосочку. В общем, он удивился страшно. И тут же мы договорились встретиться. “Откуда вы это все знаете?” – спросил он. Я ему вскользь сказала, когда мы вместе выходили, что была знакома с Александром Константиновичем Горским. Он спросил: “Вы можете ко мне на дачу приехать?” Я ответила, что могу.

Приезжаю на дачу, подхожу, у калитки Зинаида Николаевна возится в огороде. Я со всем почтением… Я была и с Нейгаузом знакома, и всю историю их жизни знала.

Зинаида Николаевна спрашивает: “Вы куда?” – “К Борису Леонидовичу, хотела повидать”. Она посмотрела на меня: “Вы по делу или просто так?” Я очень удивилась. Говорю: “Вы знаете, я просто так, но мы с ним договорились”. Она отвечает: “Он про это забыл, он сейчас у Чуковских”. Вот такая Зинаида Николаевна. Так мы с ней познакомились. Она не питала ко мне никаких теплых чувств. Вообще ни к кому не питала.

Я знала Чуковского и могла к ним сама пойти. Я сказала: “Тогда мне лучше уйти”. – “Конечно”. И я пошла к Чуковским. Тут они мне встретились на дороге – и Чуковский, и Лидия Корнеевна, и Борис Леонидович. Пастернак воскликнул: “О, я опоздал! Вы уже пришли?” Я говорю, так и так, мне сказали, что вы забыли о нашей встрече. Он засмеялся. Я сказала: “Вы знаете, я не пойду к вам больше”. Ему было неудобно, но в тоже время он очень обрадовался, что так, чтобы не было лишних сложностей с Зинаидой Николаевной. Мы с ним погуляли, побеседовали и познакомились. Он захотел меня познакомить с Ахматовой, но я не хотела.

Я оказалась ему нужна для самых разных дел, но это меня не унижало, я с детства привыкла помогать. Ездила по его поручению к Сергею Николаевичу Дурылину, возила ему рукопись.

Еще мы с Борисом Леонидовичем ходили на почту и в сберкассу в том же писательском доме в Лаврушинском, где он жил, с другой стороны. Потихоньку от Зинаиды. Он брал деньги, давал мне адреса, а я отправляла переводы Шаламову, Анастасии Цветаевой, Ариадне Эфрон. Я считаю, что это делало честь мне. Он мне доверял. Мы разговаривали с Б. Л. много о жизни, о всяких философских и политических проблемах. Очень откровенно разговаривали. Я работала как собака, мне иногда было трудно с ним встретиться. Мы договорились так: он мне звонит, там телефон на улице был, в Переделкино. Он мне звонил домой, говорил, что хотел бы видеть, и, если я могла, я в назначенное время приходила.

Зинаида Николаевна и Борис Леонидович Пастернаки.

Переделкино, конец 1940-х

И вот он как-то мне звонит и говорит: “Мне очень нужно вас видеть. Зины на даче не будет”. Я приехала к нему. Он меня встретил у калитки, ждал. Открывает: “Люся, я полюбил!” Он говорил об Ольге Ивинской. Я совершенно опешила. Говорю: “Борис Леонидович, что теперь будет с вашей жизнью?” Я так сказала, потому что представила себе Зинаиду Николаевну. А он ответил: “А что такое жизнь?” Это дословно наш с ним разговор. “Я хочу, чтобы вы с ней познакомились, я ей про вас рассказывал. Вот тут ее телефон. Познакомьтесь с ней, я очень хочу, чтобы вы с ней познакомились”. Я позвонила Ольге Ивинской, мы договорились встретиться, и мне она понравилась. Я поняла, почему он ее полюбил. Во-первых, она женственная, такая настоящая женщина. Потом, она любила его стихи. Она красивая.