Иметь или быть?

Человек уважает закон не только из страха перед наказанием, но и потому, что непослушание вызывает в нем чувство вины. От этих чувств его может освободить покаяние (перед авторитетом). Предпосылкой отпущения грехов является осознание, сожаление и принятие наказания. Таким образом, установившаяся последовательность (грех? чувство вины? наказание? смирение? отпущение грехов или прощение? и снова неповиновение, то есть грех) создает порочный круг (грешить и каяться). Каждый акт неповиновения ведет к усилению подчинения. Из этого порочного круга мало кому удается вырваться. Таким героем оказался Прометей. Несмотря на тяжелейшую кару, которую ему назначил Зевс, он не преклонил головы и не испытал чувства вины. Он знал, что его поступок был актом солидарности и сострадания: украсть у богов огонь, чтобы принести его людям, это было непослушание, но не грех. Как и многие любимые человечеством герои (мученики), Прометей разорвал нить, связывающую неповиновение и грех.

Но общество состоит не из героев. И пока суд да дело, надо закрепить в человеке тождество ослушания и греха. Государство и церковь достигали этого объединенными усилиями. Они вместе стремились защитить свои привилегии. Государство нуждалось в религии как в той самой идеологии, которая ставила знак равенства между грехом и ослушанием, а церковь нуждалась в адептах, которые прошли государственную «школу подчинения». И церковь, и государство использовали в своих целях семью для воспитания в детях с младенческих лет беспрекословного подчинения.

В остальных случаях в теологическом и светском словоупотреблении слово грех связано с понятием подчинения авторитету в духе обладательного модуса. Мы считаем, что наше благосостояние зависит не от нашей творческой деятельности, а от степени нашего подчинения авторитету. У нас есть лидер (король или Господь Бог), в которого мы верим, нам гарантирована безопасность, пока мы сами – ни чего из себя не представляем. Не следует думать, что это рабство обязательно осмысленно. Но ясно одно: пока мы принимаем авторитарную структуру нашего общества, мы живем в обладатель ном модусе.

Альфонс Ауэр очень точно подметил, что у Фомы Аквинского концепция власти, неповиновения и греха носит гуманистический характер: грех понимается не как неповиновение иррациональной власти, а как нарушение благоденствия человека[31]. Так, Фома Аквинский утверждал: «Мы не можем оскорбить Бога, не действуя против своего собственного блага» (S. c. gent. 3, 122). Чтобы правильно понять этот тезис, следует учесть, что для Фомы Аквинского человеческое счастье (bonum humanum) не определяется ни произвольными, чисто субъективными желаниями, ни инстинктивными («естественными», если воспользоваться термином стоиков) желаниями, ни волей божьей. Оно определяется нашим рациональным пониманием человеческой природы и норм, вытекающих из этой природы и способствующих нашему оптимальному развитию и благополучию. (Следует отметить, что Фома Аквинский, будучи послушным сыном церкви и поборником существующего социального порядка, который он защищал от революционных сект, не мог быть чистым представителем неавторитарной этики; он использовал слово «неповиновение» для обоих видов непослушания, чтобы завуалировать внутреннюю противоречивость своей позиции.)

В то время как понимание греха как неповиновения является составной частью авторитарной структуры, а значит, и модуса обладания, оно приобретает совершенно иное значение в рамках неавторитарной структуры, основанной на модусе бытия. Причем и это второе значение также подразумевается в библейской истории грехопадения, что нетрудно понять, если по-другому ее интерпретировать. Бог поместил человека в сады Эдема и запретил ему вкушать плоды с древа жизни и с древа познания добра и зла. Убедившись, что «нехорошо быть человеку одному», бог создал женщину. Мужчина и женщина должны были стать «одной плотью». Оба были наги и «не стыдились». Это утверждение обычно интерпретируется с точки зрения традиционного взгляда на проблемы пола, согласно которому мужчина и женщина должны, вполне естественно, стыдиться своих неприкрытых гениталий. Однако едва ли в библейской истории сказано только это. Где-то в глубине скрывается и смысл, а именно: хотя мужчина и женщина лицезрели друг друга с головы до пят, они не испытывали стыда, ведь они воспринимали друг друга не как посторонние, не как отдельные индивиды, а как «единое целое».