Имя

Евгений Манкос Имя

Радио излучало сплошные помехи. Ничего не меняется. Время идет – люди все те же. Помню, как многие еще в ту пору пытались найти хоть кого-то для обычного общения. Человек так устроен: ему всегда нужно выговориться, рассказать о своих проблемах, переживаниях, да еще и так, чтобы у него самого сложилось ощущение собственной важности и нужности. А если он этого не чувствовал, то сразу погружался в тоску и самобичевание. Что тут скажешь? В этом и заключается все таинство – величие и глупость. Приемник все еще громко шумел пустотой. Деревянная дверь захлопнулась, я услышал знакомые шаги.

– Пора идти, а то засиделись мы здесь. Не дай Бог заметят.

– Да, кажется так. Снова ничего.

Мы собрали свои походные рюкзаки, надели армейские сапоги, вернее то, что от них осталось, и отправились наружу. Выйдя из старого деревянного домика с печкой, который на удивление был никем не тронут, мне в лицо сразу ударил морозный ветер. Был уже январь. Солнце начинало садиться – пора домой, иначе велика вероятность словить множество неприятностей в виде новых знакомств на одну ночь. Мы с моим товарищем в умеренном темпе шли обратно, в город. Благо, наше убежище находилось на окраине, недалеко от леса, где мы каждую неделю и сидим в двухэтажной брошенной хижине на возвышении, пытаясь поймать хоть какой-нибудь сигнал. Продираясь сквозь сосновую чащу, покрытую белоснежным снегом, мне в глаза падали солнечные лучи, согревая и придавая уверенности в каждом новом шаге. Дорога занимала несколько часов. Всего-навсего километров двадцать пять. Для людей, выживающих каждую секунду – это не было проблемой вовсе. Использовать транспорт всегда было слишком рискованно из-за других везунчиков, помимо нас. Уцелевшие, которым повезло чуть меньше, отчего те сейчас занимаются мародерством и расставлением ловушек для зеленых и неопытных. Убийцы и насильники всегда караулят возле дорог и трасс, поэтому идти там крайне глупая затея. Спустя час, мы уже вышли на спокойную тропинку, протоптанную нами за два года радио-путешествий к выжившим вне города. Правда, путешествие – это когда ты знаешь куда и к кому, а здесь вообще ничего. Тишина. Мы уже подошли к первым постройкам, которые были давно заброшены. Жить там было нельзя. Те, у кого были запасы вакцины, поселились под землей и оккупировали станции подземки. А если позволить себе жить в обычной пятиэтажке, то вас тут же обнаружит очередной патруль бездомных и больных, что прочесывают район за районом в поиске провианта и последних капсул. Вы скажете, что это абсурд, ведь домов огромное количество, а квартир и того миллионы. Да, вы правы. Но вы представьте количество оставшихся людей на улице, сверху, находящихся на волоске от жизни и смерти каждый день. Их инстинкты заставляют объединяться и убивать, чтобы выжить. Тут это абсолютно нормально, вам не понять. Хотя…У меня стойкое ощущение, что человек живет так вечность: в крови, с мечом в руке, стоя на теле очередного убитого, а позади него целая орда таких же озверевших и требующих продолжения банкета. Нет, человек не меняется. Он лишь привыкает ко всему, как крысы. К слову о них! Мясо крысы это вкуснее, чем вы думаете. Звучит это паршиво, но деваться нам некуда. Грибы у нас не прижились, а в ближайшем лесу растут лишь ягоды, на которых явно долго не проживешь. А уходить из города гиблое дело. Неизвестно, есть ли там что-то или кто-то? Есть ли там вакцина? Все, кто уходил отсюда, больше не возвращались, поэтому авантюризм среди местных не приветствовался.

– Стоп. Ждем. – Резко басом остановил меня мой друг.

– Бродяги? – Спросил я шепотом.

– Да, похоже на то. Обычные нелюди. Нужно обойти, а то они здесь решили передохнуть. Вонища на всю округу.

Его звали Армия. Нет, это не имя и не целый легион, а всего лишь прозвище. Своих имен мы никогда не называем – это бессмысленно и неудобно. А прозвище легко запоминается и многое говорит о человеке, ну, почти всегда. Моего товарища прозвали так из-за его плоскостопия. В свое время он сумел откосить от службы благодаря этому. Когда он рассказывал нам эту историю, мы сидели возле костра на станции Бричудной и чуть со смеху не подожгли палатку рядом. В общем, грех было потерять такую возможность. Был он здоровым плечистым мужиком уже сорока лет и имел весьма странную походку, отчего его всегда можно было распознать издалека. На лице у него красовался глубокий шрам, полученный во время одной операции по «очищению территории». По слухам, тогда он самолично вырезал полстанции психов, что убили его товарища. Характеристика говорящая сама за себя, не правда ли?