Имя Бога

В Бронницах все знали: Юлия Ивановна женщина сильная, однако хлебнула немало лиха: похоронила сына-офицера, невестку и троих внуков, а девочка, что осталась, полоумная – и, кстати, поговаривают, будто бы в отца. А тот удался в своего отца, тоже чокнутого то ли цыгана, то ли еврея. Конечно, это неважно, лишь бы человек хороший – про этого, последнего, Кертиса даже в газете ведь писали: герой, мол, символ силы духа советского народа и всякое такое. А только помер все равно как собака – в дурдоме, да еще и детей больных настрогал, мучься теперь с ними. И ведь ни одной спецшколы поблизости нет!

Скоро сердобольная соседка пристроила Клару надомницей – вязать пинетки, и постепенно все наладилось: хоть учиться девочка и не могла, зато соседкин сын приносил ей книжки, а бабушка год за годом доставала учебники, и все шло своим чередом.

Когда Кларе исполнилось шестнадцать, ее взяли судомойкой в столовую, и там бы Клара и осталась, не приметь ее покойный муж. Ему было сорок два, возраст по офицерским меркам уже пенсионный, но она влюбилась в этого веселого красавца с первого взгляда.

Через неделю после свадьбы, на которую приехал и брат невесты, соседка Юлии Ивановны повторяла на каждом углу: у Ларочки очень музыкальный голос и она вовсе, оказывается, не полоумная. А уж как радовалась когда братика увидела! Хороший он парень, этот Ян, и Николай, муж, неплохой – славатегосподи!

И жили молодые счастливо и очень, очень долго – целых 20 лет.

В конце августа восемьдесят шестого по горящим путевкам (которыми профсоюз спешно премировал ударницу труда Ирину Кертис, жену Клариного брата) Ян, сама Ирина, Кларин Николай и бабушка Юлия Ивановна отбыли в город-герой Одессу.

Юлия Ивановна всю дорогу сокрушалась: как не вовремя разболелась Ларочка, такая удача раз в жизни бывает, и надо же – не смогла поехать, бедненькая. А она, старуха, теперь будет чужое место занимать.

Но молодежь не дала Юлии Ивановне раскиснуть: Ларочка еще сто раз в Крым попадет, у нее вся жизнь впереди, так что давайте, бабуля, пробежимся оперативно по музеям, и на борт. А то уплывут без нас, и плакали тогда и путешествие, и отпуск.

31 августа, когда «Адмирал Нахимов» отдал швартовы в Новороссийске, Клара и ее четырехлетняя племянница Ляля крепко спали в далеких Бронницах. А на мостике сухогруза «Петр Васев» капитан Ткаченко, который свято верил в буквы, цифры и графики,смотрел на экран САРПа.23 Там все было спокойно – даром что третий помощник капитана терроризировал Ткаченко намеками на то, что САРП явно врет, и что они вот-вот протаранят «Нахимов».

В конце концов капитан все-таки поднял глаза, чтобы взглянуть на огни в акватории порта. Только было уже поздно.

В ту минуту, когда черная вода рванулась в пробоину размером в 80 квадратных метров, Клара летела над бело-голубыми цветами и лихорадочно соображала, как же ей затормозить, приземлиться, не взрезаться в темные ели, внезапно выросшие на краю волшебного луга, но поняла, что разучилась останавливаться и сейчас наверняка разобьется. И проснулась.

10 сентября, после того как утонул уже второй военный водолаз, а 64 трупа все еще не были найдены, поиски на месте крушения «Адмирала Нахимова» решили прекратить. Ни Кертисов, ни майора Николая Маркелова не было в списках – ни среди живых, ни среди мертвых…

Очнувшись, я механически глянул на часы – абсолютно выпал из времени.

Клара закончила рассказ, смотрела прямо перед собой сухими глазами – казалось, она больше никогда не заговорит. Через минуту она ушла, все же пожелав мне спокойной ночи.

И я действительно спал как убитый – то ли Алексово снадобье помогло, то ли следовало сказать спасибо Кларе, а может, просто усталость накопилась. Лишь под утро мне приснилась наша с Лялей роскошная свадьба. Я очень гордился, что к нам пришли аж 444 человека, и только две вещи беспокоили меня: что у Ляли вместо фаты оказались черные волосы до пят, и еще – что сама она не живая, а сделана из какого-то ломкого вещества вроде парафина.

23 системы автоматизированной радиолокационной прокладки курса

Недвижимость как повод

Утром я пораскинул мозгами и решил, что для успеха нашего безнадежного дела нужна какая-никакая Лялина фотография, а текст с ветхого клочка я смогу увеличить и сам. Техническая база у Криса – да и у меня – была вполне сносная, так что я даже смог приделать снимку открытые глаза, выловленные в Сети, и уже собирался всерьез заняться криптографией, как позвонил Крис и проорал, что если через пять минут я не буду стоять на углу, то пойду в Хынчешты пешком. Все, что я успел – дать увеличенное изображение обрывка на печать, сунуть распечатку в сумку, покидать туда все, что могло мне понадобиться в ближайшие двое суток, заскочить в лифт и уже там застегнуть и завязать все что полагается.