Имя богини

Каэтана, кажется, искренне обрадовалась ему, и они вместе двинулись выбирать маленькому альву новый плащ. На улице на них часто оборачивались, потому что они действительно представляли собой странную пару. Какой-то верзила задел Каэтану плечом и отпустил соленую шуточку насчет странных вкусов такой привлекательной и нормальной на вид девицы, на что Каэ никак не отреагировала. Она и бровью не повела – просто не заметила обидчика. Это показалось верзиле оскорбительнее всего, и, разъярившись, он схватил ее за полу куртки. Каэ развернулась в немыслимом пируэте и вышибла ему зубы рукоятью меча. На том инцидент и был исчерпан, хотя Воршуд ждал продолжения.

– Наверное, я все-таки покину вас, дорогая Каэтана, – расстроенно сказал он чуть погодя. – Не любят в Аллаэлле мой народ, что уж тут поделать? Не со всем же Аккароном вам из-за меня воевать, а драчун я и вовсе никудышный, знаете ли: Так что пойду потихоньку.

– Теперь Воршуду уже и не хотелось уходить, но никакого предлога, чтобы остаться, он придумать не мог.

– Послушай, Воршуд, – обратилась к нему Каэтана, – ты ведь никуда не торопишься?

– Нет, – с надеждой ответил альв.

– Тогда будь проще. Знаешь, в чем состоит свобода любого живого существа? В праве делать то, что тебе хочется, что тебе нужно и что ты умеешь, так, чтобы вокруг становилось светлее. Ты сам хочешь уйти?

– Нет, – ответил Воршуд, чувствуя, что с души словно камень свалился.

– Тогда пойдем дальше вместе. И кто нам помешает?

– Да, но...

– Никаких «но». Я сама себе хозяйка, и вся Алла-элла с ее мнением об альвах может отправляться прямо к этому, как его, Непоминаемому. Правильно?

– Правильно, – рассмеялся помолодевший лет на пятьдесят Воршуд.

Теперь, сидя вместе со смущающимся грабителем за стаканом вина, он вдруг отчетливо понял, что ему лежит путь в ал-Ахкаф и еще дальше, куда поведет судьба эту странную, окутанную тайной человеческую женщину. Альв и сам затруднился бы сказать, какие чувства он к ней испытывает: это не было ни любовью мужчины к женщине, ни нежным чувством отца к взрослой дочери, ни дружбой, – просто она вошла в его жизнь и стала ее частью. У Воршуда появилась цель, пока еще неясная и смутная, но желанная. И альв подчинился неизбежному.

– Господин Тиберин, – обратился он к Джангараю, – случай ли свел нас в этом месте? Или во время ярмарки в Аккароне все неизбежно встречаются со всеми?

– Не сказал бы, – честно признался ингевон. – Если бы все встречались со всеми, то моя голова торчала бы во-он там, на городских воротах. Его величество король Аллаэллы не преминул бы сделать такой подарок своим подданным.

– Как хорошо, что существует условное наклонение, – улыбнулась Каэтана.

– Хорошо, – согласился Джангарай. – А вас я искал полдня и умаялся окончательно. Сюда зашел случайно.

– Получается, что мы вас сами нашли, – сказал Воршуд.

– От судьбы не уйдешь.

Воршуд подумал, что как раз об этом он мог бы рассказать больше других, но промолчал. А Джангарай, сам еще плохо понимая, что делает, выпалил:

– Возьмите меня в дело!

– Это вас специфика вашей работы подводит, – холодно улыбнулась Каэ. – Мы ни на какое «дело» не собираемся. Сейчас мы должны купить лошадей и найти караван, с которым могли бы покинуть Аллаэллу и двигаться в нужном направлении.

Воршуд про себя похвалил предусмотрительность своей спутницы: она не называла никаких имен, названий городов – ничего конкретного.

Джангарай закусил губу. Он не привык просить, но сейчас был в таком положении, когда, кроме просьб, у него не было других средств убеждения.

– Я хотел сказать – в услужение, – проскрежетал он, глядя в упор на вредного альва, который портил ему настроение. Словом «услужение» он чуть было не подавился, но все же выговорил его до конца. – Может быть, телохранителем, хотя он вам вряд ли нужен, о чем свидетельствует наш ночной поединок.

– Почему же, – вдруг улыбнулась Каэтана. – Телохранитель мне как раз и нужен. Но спутник я не самый спокойный, так что искренне советую оставить эту идею. Кстати, – она полезла в карман, – я хочу вернуть вам ваши деньги.

Джангараю вдруг пришло в голову, что Каэтана все-таки женщина. И он решил впервые в жизни воспользоваться своим неограниченным успехом у слабого пола, чтобы добиться цели. Он наконец понял, что сам Амадонгха не владел клинком так, как эта странная фехтовалыцица, и даже не смел мечтать о подобном оружии. Джангарай хотел учиться у этой барышни. Собственно, не женщиной она для него сейчас была, а олицетворенной возможностью общаться с мечами Гоффаннона и высоким мастерством боя. Поэтому он склонился над рукой Каэ – кстати, маленькой, белой и тонкой, крепко пахнущей какими-то благовониями, – и пробормотал, стыдясь себя:

– Вы же понимаете, что ваши прекрасные глаза... Я не спал всю ночь. Схожу с ума.

– Текст у вас неважно отработан, – поморщилась Каэ. – Сразу видно, что вы хороший рубака.

Слово «рубака» покоробило Джангарая. Он вспыхнул до корней волос, глаза его загорелись темным огнем, рука зашарила по поясу разыскивая рукоять меча. Сейчас он опять видел перед собой не женщину, а дерзкого обидчика.