Имя им легион

— …безнадежно и преступно. Мы видим начало конца, и ваше счастье, счастье нерассуждающих вьючных ослов, что вы издохнете раньше изжившей себя империи. Будь у вашего Сената хоть капля разума, вы бы оставили степи тем, кому они были дарованы Небом…

— Будь у нашего Сената хоть капля разума, тебя бы приписали не к гарнизону, а к лупанару! — Влезать в спор с сосланным придурком было не ко времени, а бить офицера — любого! — на глазах солдат нельзя, как бы ни хотелось. Спентад сжал чесавшиеся кулаки и отправился проверять своих людей.

Время, только что несшееся горным потоком, тянулось застывающей смолой. Спентад спускался во двор, вновь поднимался на стены, шутил с солдатами, переговаривался с офицерами, даже что-то съел. Очередной раз столкнулся с Приском, пошел рядом. Комендант не возражал. В парадном, заколотом фибулой-Ульем плаще и шлеме с гребнем конского волоса ветеран казался ходячей мозаикой со столь любимых императором триумфальных ворот, только в честь Скадарии еще ничего не воздвигли.

— Что смеешься? — После появления скератов, а вернее, после отказа Тита уехать комендант словно бы выплюнул проглоченное копье.

— Представил, как в нашу честь строят триумфальную арку, — признался Тит. — С мозаиками.

— Лучше пусть крепость отстроят, — не понял шутки Приск, — и надо б еще одну… На левой излучине или у Кривой косы. Станешь прокуратором, не забудь.

— Приказ коменданта.

Все-таки Приск улыбнулся. И занялся делами, словно за Перонтом собирались на свою ярмарку торговцы скотом. Время ползло, степь по-прежнему была пустынна и по-весеннему красива, только взгляд этой красоты больше не замечал. Глянешь со стены: «Нет еще», и снова о своем — так, часовые на местах, ворота — на запоре, укрывшихся в крепости местных из тех, что не захотели убраться, разместили и пристроили к делу. Бегаешь, проверяешь, а на дворе и за стенами — тишина и покой. Странное чувство. Похоже на последние минуты перед бегами, только более остро и невыносимо долго.

…Медант и второй раз угадал: солнце еще не коснулось своим краем земли, как равнина зашевелилась. Сразу с нескольких направлений к Перонту потянулись плетенные из людей и коней цепочки, они на глазах толстели, превращаясь в длинные неровные колонны, а впереди катился нарастающий неприятный шум. Вот первая тысяча достигла реки, вот первые лошади взбаламутили воду. Визгливые крики, перебранка сигнальных рожков, ржание… Тишина ушла, и вместе с ней — травившее душу ожидание. Все стало просто и… светло, что ли.

Свершилось. Вот он, враг. Явился. Теперь будем драться и, если не повезет, умирать. Дело, как ни смешно, обычное… Важное, главное для тебя, для тех, кто с тобой, но обычное.

— Дело вообще-то обычное, — вслух произнес Тит, проливавший кровь разве что на охоте, ну и пару раз в драках с грабителями. Приск согласно кивнул и поправил надраенный до звездного блеска шлем.

Часть третья

I

…Безносый скерат оказался совсем легкой добычей: неуклюжий замах, корявая палица еще не начала опускаться, а меч Тита уже вонзался дикарю в живот. Больше впереди живых врагов не было, и младший трибун поспешил обернуться. Как раз вовремя — прикрывавший командиру спину десятник в запале боя сделал глупость: отшагнул к краю стены как раз между зубцами и тотчас поймал в правое плечо стрелу — степные лучники только и ждали такой удачи. Тяжелый ланг[5] вывалился из раненой руки, пара наседавших на ветерана лохмачей тут же кинулась добивать. Топор первого десятник успел принять на щит, а второй точно бы выпустил бедняге кишки, но тут уж вмешался Спентад. Лохмач с разрубленной башкой полетел во внутренний двор. Приятель покойного боя не принял. Вонючке повезло: совсем рядом вгрызались в камень осадные крючья. Бросив осевшего на камни стурнийца, степняк крысой метнулся к спасительной веревке и, вцепившись в нее, скользнул вниз. Кожу на ладонях стесал, но голову, похоже, спас.

Не утерпев, Тит прикрылся щитом и глянул меж зубцов. Скераты отходили — уцелевшие, те, кто успел спуститься или не успел подняться, торопливо откатывались от недобрых рыже-серых стен. Доставлявшие чуть ли не больше всех хлопот лучники убирались вместе со всеми. Следом за здоровыми ползли или ковыляли раненые. Скадария снова отбилась.

Напряжение боя ушло, уступая место боли. Только что исправно служившее тело заныло и зажаловалось сразу в нескольких местах: правое плечо и бок, левая рука, голень, по которой успел пнуть тот, с желтой лентой в бороде… Голова тоже гудела, пусть не сильно, но надоедливо, хотя кто и когда успел приложить его по шлему, Тит не помнил — желающих было хоть отбавляй.

Где-то слева хлопнула тетива. Хромавший за своими скерат выпустил копье, на которое опирался, и покатился вниз по склону. Со стрелой под лопаткой. Больше со стен не били — запас стрел и так уменьшался слишком быстро, изводить его на покалеченных врагов было глупо, чтобы не сказать больше. Подранки — не угроза для осажденных, а обуза для осаждающих, в крепости же хватает своих дел, невеселых, но необходимых.